Все уже плыло и покачивалось к общей песне, но пришел Недомерок и по обыкновению все испортил. Каждый снова оказался сам по себе, со своим стаканом и своими дурными предчувствиями.
Недомерок увел Федора Андреевича с собой, и пиршество стало неудержимо распадаться. Теперь уже не до песен…
Григорий убирал со стола, когда появился Угуч. До Григория, конечно же, дошли прогудевшие по школе слухи о припадке Угуча. Григорий всмотрелся внимательней. Угуч двигался чуть боком и не очень уверенно – как-то не слишком надеялся, что земля не выскользнет из-под ног. Замер и вопросительно взглянул на Григория: мол, можно мне к себе – в закуток?..
– Погоди, – остановил Григорий. – Поешь чего-нибудь. – Он показал на остатки пиршества. – Только не пей много…
Угуч не отозвался на шутку, сел за стол и опять замер.
– Ухандакают они тебя здесь, – неожиданно для самого себя произнес Григорий. – Не специально ухандакают, – поправился он. – Просто не подумают про лечение. Наверное, можно как-то вылечить от припадков?.. Эх, брат, вылечиться бы нам с тобой, и поехали бы на мою родину. Город Осташков, слыхал? Где тебе… А такой город есть. Знал бы ты, какие там девки ладные… Я бы там мастерскую открыл по ремонту всякого добра, а ты бы мне помогал. Ты хороший помощник – все с лету сечешь… Только с моей рожей я туда – ни ногой. Меня там еще прежним помнят. Ты бы видел, каким я был красавцем. Нет, с этой рожей – никак. Надо ее сменять на приличную. А для этого денег надо – море… А может, мы с тобой пойдем побираться по дорогам родины? Так и соберем на врачей. Разве нам не подадут? Только так собирать – наших жизней не хватит… Надо найти богатство и взять все сразу. У кого есть богатства – не знаешь? Вот и я не знаю… Но найду. Обязательно найду… А вдруг у нашего Льва Ильича все-таки есть? Какой ни какой, а еврей… И может, вправду чего от родины продал? Чушь, конечно, – чего от нее продашь?.. А вдруг? Вот все вокруг уверены, что продал. А я думаю – чушь… Как трезвый, так точно знаю, что чушь, но как выпью, так и снова сомневаюсь – а вдруг?.. Потом опять же – стиральная машинка у него есть? Есть. А у кого еще есть такая? Нет ни у кого. И не в том дело, что она какая-то дорогая – она, положим, ерунду стоит: любой может купить. Вопрос в другом – на что он согласен тратить гроши, а на что не согласен. Вот он почти не пьет, заметил? А люди знаешь сколько денег пропивают за свою такую безрадостную жизнь? Страшное дело!.. А вот наш Лев Ильич не пропивает. А что это значит? А это значит, что он скопил столько денег… Столько денег – не сосчитать… Целое богатство…. Я бы тоже, если бы не пил, скопил бы целое богатство. Мое богатство да его богатство – вот и деньги на новую морду для меня… Только я свое богатство пропил, а он свое где-то хранит. Ты не знаешь случайно, где он может его хранить?..
– Знаю, – сказал Угуч голосом ржавой куклы…
Григорий не мог усидеть на месте. Радостное нетерпение гоняло его по котельной бессмысленными кругами. Потом вынесло на улицу, потому что и в помещении он не мог усидеть. Миновав школьную ограду, он оказался в лесу. Это был старый лес с зеленоватыми мхастыми стволами худосочных деревьев, среди которых уютно поустроились могилки поселкового кладбища.
Григорий присаживался на скамеечку у какого-то креста, читал бессмысленными глазами могильные надписи, не пропуская читаемое дальше в сознание, и перемещался на другую скамейку.
Это надо же такому случиться! Все досужие домыслы интернатовских работников, все Недомеркины наветы – все это оказалось правдой, и тайные богатства действительно существуют. Безо всякого сомнения существуют. Зачем же в ином случае надо было придумывать и мастерить такой ладный тайник?
Григорий думал о том, что, скорее всего, этот тайник оборудовали Мешок с друзьями, когда помогали Йефу ремонтировать квартиру. Григорий еще тогда мог про все прознать, если бы пришел им в помощь. Но он не любил бывать среди других людей да среди бела дня – ему бы где-то в закутке, в сумерках и без свидетелей.
«Ах, как же ладненько удумали! Тут уж не обошлось без ихнего Сереги. Он же по жизни какой-то уголовный авторитет – ему всякие курки да схроны, что другому полки в тумбочке… Понятное дело, что Недомерок профукал на своих “негласных осмотрах”. Да и кто-бы сообразил?» – восхищался Григорий удумкой Тимохи и его друзей.
Если Угуч ничего не напутал, то Йефов схрон и вправду был оборудован исключительно хитроумно – с учетом психологии возможных искателей чужого добра. Они же все – искатели эти – шуруют в квартире, изнутри ищут, а в этот необычный тайник изнутри не залезть – только снаружи.
Снимаешь жестяной оконный откос, вытаскиваешь кирпичи из наружной стены, углубляя нишу сверху вниз. Главное – не слишком уменьшать в этом месте толщину стенки, граничащей с комнатой. Но в квартире Йефа стены – ого-го! – в два с половиной кирпича толщины. Поэтому, если оставить стену толщиной в один кирпич, а далее шириной еще в один сделать пустой короб тайника, то никакими простукиваниями из комнаты эту пустоту не услыхать. Пользоваться этим тайником, конечно, не слишком удобно (открывать окно, снимать откос, вытаскивать верхний кирпич или даже два, да все с осторожностью, чтобы не подглядели), но его надежность окупала любые неудобства.
«Как ловко все-таки этот Йеф провел всех. Даже и меня чуть не провел… С Угучом прокололся… Думал, что немой, ни бэ ни мэ, а Угуч всех – вокруг пальца… Обидно, что прав оказался Недомерок. Не зря они там в конторе никому не верят – именно поэтому и оказываются правыми. Может, людям и вообще верить не надо?..»
Григорий полностью протрезвел, но его не отпускала какая-то внутренняя дрожь, не давая сосредоточиться и придумать, как ловчее забраться в тайник Льва Ильича… А может быть, там и не один тайник, а при каждом окне? Угуч ведь тоже мог что-нибудь пропустить. Выходило, что сокровища могут быть
