сокровищами.
Он как-то вдруг притомился и вернулся на свою удобную лежанку за котлами кочегарки. Закуток Угуча был чуть в стороне и повыше. Не слышно было, спит Угуч или лежит и думает про что свое, как Григорий. Все-таки лучше всего Григорию думалось здесь…
«А ведь он и на самом деле мог меня уговаривать слинять за бугор. Если мог, то и уговаривал. Разница невелика. Но этого мало: им надо дотошно – где да как… Ну, допустим, он мне предложил соорудить дельтаплан… или даже легкий самолет. Сам-то он с техникой не дружит, а я дока. Я и самолет могу… Наверное, могу – не пробовал… А что, если и на самом деле соорудить самолет, типа “Сессны”?.. Построить и улететь ото всех этих Недомерков… Нет, ерунда какая! На самолет надо столько денег – всех Йефовых сокровищ не хватит… Не стоит об этом и заикаться. Скажу про самолет – еще и в дурку упекут… А как же он мне предлагал бежать? Да хрен его знает как!.. Предлагал – и все тут! Не нравятся вам мои показания – пишите сами. Надоели, право слово, – только спать мешают…»
Григорий проснулся, как от толчка, уже в следующую минуту. Голова была ясная и без малейших следов опьянения. А главное, она хорошо соображала, на какие именно противогосударственные поступки подбивал его Лев Ильич.
Он, оказывается, требовал, чтобы Григорий создал копировальную машину. Товарищи чекисты могут спросить: а как же устроена машина, которую надо было создать? Есть ли чертежи этой машины? Если нет чертежей, то все это опять напоминает пустые разговоры. И Григорий ответит, что дорогие товарищи чекисты могут не волноваться, потому что в этом и есть главное злодейство гражданина Прыгина – он должен был взять эти чертежи у своих заграничных хозяев, продав им какой-нибудь секрет про Родину… Григорию казалось, что все придумано им складно и убедительно. Да и впрямь неплохо было бы сварганить такую машину. На ней можно было бы, например, тиражировать «Архипелаг», чтоб все… А если бы каждый заплатил за «Архипелаг» совсем малые деньги, то ему бы и на рожу хватило… Все так прозрачно и правильно, что можно немедленно записывать: встать, взять бумагу и – сразу набело…
Григория разбудил Степаныч. Сначала он грукнул железной дверью, когда вошел. Огляделся, никого не увидел и вышел, с силой грукнув дверь еще раз. Через несколько секунд снова грукнул и опять вошел. Тут уже не осталось никакой надежды уснуть заново.
– Не надо спать на закат, – оправдал свое вторжение Степаныч, – голова будет болеть. Потому давай мы, вместо спать, голову поправим и поспешим к Ильичу в хату, не то самое веселье пропустим.
Голова и вправду болела как-то незаслуженно сильно. Столько и не выпили, насколько она болела – столько и вообще нельзя выпить…
«А может, и заслуженно, – подумал Григорий, – может, ты эту боль не выпивкой заработал, а желанием Йефа утопить?»
Тут Григорий вспомнил про тайник и про сокровища и сам стал подгонять Степаныча.
В квартире Льва Ильича было некуда приткнуться. Со скоростью слухов о пожаре новость о том, что Йеф спекся, облетела школу. Воспитателям было велено не спускать глаз со своих классов, а все свободные от службы подтянулись к месту основных событий.
После прихода Степаныча с Григорием Недомерок доступ в квартиру перекрыл, и опоздавшие терпеливо терлись под окнами, задрав головы и непрестанно вопрошая сидевших на подоконниках коллег.
– Ну, нашли чего?
– Нич
Все ждали появления богатств. Если приехало так много чекистов – непременно будут искать богатства. Просто так столько народу не гоняют. Деды рассказывали, что если надо было попросту человека забрать, так чекисты и задницей не шевелили – милиционера пришлют, и всех делов. А вот если приеховали чекисты, то, считай, несколько дворов сгоняли на арест и хорошо еще, если не на убой. Но и для этого дела их было не шибко много – двое, ну от силы трое. А тута-то сколько понаехало! – страшное дело. Значит, за богатствами, и никак иначе…
Григорий сторожко следил за сыскарями. Голова уже не болела – не до нее. Можно даже сказать, что ему, единственному здесь, было весело, но и, конечно, чуток тревожно. (Не нашли бы.) Наверное, и Льву Ильичу было тревожно? Должен тревожиться – вдруг да снайдут? Однако Йеф был абсолютно спокоен – качал сына на руках, шепотал ему что-то, собачился с Недомерком, угрожая не подписывать протоколы.
Между полками и столом с жалкой стопкой отобранных чекистами листиков метался Йефов тесть, подкладывая чекистам книги пачками. Те даже и не смотрели. (С таким тестем и чекистов не надо.)
Григорий волновался, что ничего стоящего не найдут и его надежды пойдут прахом, потому что тогда Йефа могут не арестовать…
Подошел Степаныч и ткнул прямо в живот здоровенную хрустальную пепельницу:
– Бери – спрячь. У тябе вечно пепельницы няма – все на пол и на пол.
– Степаныч, ты сдурел… Люди смотрят – неловко…
– Люди смотрят, чего бы прибрать, а ты тут нежности разводишь… Бери, хозяйка не против…
Может быть, Надежда Сергеевна и на самом деле была не против, а может, ей просто дела до этого не было. Она сидела с отсутствующим видом и не очень понимала, о чем говорят, даже если обращались непосредственно к ней.
«…ею я управлю, – думал Григорий. – Лаской или силой, но – управлю. Только бы
