По ходу обыска напряжение нарастало: у Григория даже пальцы дрожали. Он это заметил, когда от нечего делать снял с полки журнал «Новый мир». Снял машинально, клюнув на узнаваемую синюю обложку – он почему-то стоял в стороне от остальных, стиснутых по порядку номеров годовых подписок.
– Добро надо спасать от конфискации, – шипел ему в ухо Степаныч, – а ты журнальчики листаешь…
– Чего вы здесь прячете? – залюбопытствовал, подходя Недомерок. – Улики прячете?
– Да какие улики?! Какие улики! – Степаныч крутил пепельницу перед глазами Недомерка. – Хозяйка вот подарила. Курить жа вредно, а нам – в самый раз, у Григория нашего никогда на столе пепельницы няма…
– Ты бы лучше коллегам помог, – выговорил Недомерок Григорию, – а ты пепельницы воруешь и журнальчики полистываешь.
– Я здесь нелегал, – напомнил Григорий в Недомеркино ухо о своем статусе. – Но показания готов написать.
– Успеешь еще… Да оставь ты эту пепельницу!
Григорий вернул пепельницу на стол и заметил, что Йеф внимательно следит за ним. Если бы он мог краснеть – залился бы по уши. И действительно, это же сказать – не поверит никто: приперся в дом и мародерствует на глазах у хозяев.
Скрывая смущение, Григорий загородился ото всех журналом. Так и стоял – ждал, тревожно взглядывал в шарящих вокруг чекистов, листал странички.
Журнал открывал «Реквием» Ахматовой, а следом – «Котлован» Андрея Платонова. Григорий бездумно перелистывал страницы, а потом врубился, и пальцы, готовые листануть следующую страничку, замерли. Он посмотрел на обложку: Новый мир, № 1 за 1980 год. Григорий равнодушно (чтобы не заинтересовать Недомерка) поставил журнал обратно на полку и глянул на Йефа. Тот ему подмигнул…
«Такой же фальшивый журнал, как и та моя “Красная звезда”. Молодцы, все-таки: и шрифт, и все остальное – тютелька в тютельку… Нет, граждане сатрапы, это вам не желторотые болтуны – эти своего добьются. Не хотите у себя в “Новом мире” печатать ахматовский “Реквием” – они для “Реквиема” выпустят свой “Новый мир”, но сделают поэму известной каждому…»
– И что толку? – спросил себя же Григорий. – Пусть хоть у каждого на полке стоит по такому журналу – что толку?..
Веселье заканчивалось. Льва Ильича увели вниз к машинам. Народ разочарованно расходился, толкотясь и мешая друг другу в дверях. Ни тебе найденного богатства, ни другого удовольствия. Эка невидаль – пять бумажонок! Несправедливо, чтобы за такую ерунду людев из дому забирать!
– Какие будут указания? – подкатил к Недомерку Сергей Никанорыч.
Капитан распоряжался людьми, прекращал прощальные процедуры, думал об улетающих вдаль майорских погонах, и этот неугомонный старик оказался совсем некстати. Недомерок наклонился к стариковому уху и шепнул что-то короткое. Старик буквально взмыл по лестнице в уже пустую квартиру. Григорий оглаживал в это время прочный подоконник.
– Безобразие! В наше время… почетный чекист… член ВКПб и всех последующих партий… Двадцать пять грамот… жаловаться… Тесть за зятя не отвечает…
Сергей Никанорыч бегал по квартире и что-то запихивал в распахнутый уже чемодан. Засунул зачем-то ту самую хрустальную пепельницу. Убежал в другую комнату и аккуратно вынес оттуда пиджак с навьюченными наградами.
– Уезжаете? – вроде и незаинтересованно спросил Григорий.
– Ноги моей…
– Я вот что думаю, товарищ полковник, – вспомнил Григорий из застольных разговоров звание старика… (А может и не полковник?)
– Да, – с готовностью застыл отставник с пиджаком в руках. – Весь внимание, товарищ… э-э-э…
– Лейтенант, – подсказал Григорий.
– Афган?
– Так точно, товарищ полковник.
Григорий все более и более нравился Сергею Никанорычу.
«Вот ведь достанется кому-то зять, – с завистью думал он, – мечта, а не зять. Не то что мой… Правда рожа… Вот если бы ему рожу моего, а все остальное, как есть… Не пойдет – я его жидовскую рожу видеть не выношу!..»
– Говорите, лейтенант, – разрешил Сергей Никанорыч.
– Я думаю, что вам обязательно надо забрать дочку отсюда. Немедленно забрать. В квартире и после обыска – тут можно с ума сойти.
– Я сам так думаю, – радостно перебил Григория старик. – Слышишь, Наденька, что молодой человек говорит? – обратился он к входящей Надежде Сергеевне с Данькой на руках.
– Мне все равно, – равнодушно ответила Надежда Сергеевна, выслушав отца.
– Не надо уезжать, – закричал Данька. – Я никуда не поеду. Завтра папа придет, а нас не будет…
– Не придет, – как-то по-особому весомо отозвался Григорий.
