– Оставим до выяснения, – ответил я. – Мне лично нравится вон тот стол, что с золотыми ножками. А вам?
Он сказал понимающе:
– Еще бы.
Стол с золотыми ножками чуть поменьше, всего на дюжину человек, но нас двое, я с ходу начал заполнять столешницу яствами.
Карл-Антон взмолился:
– Ваше величество, довольно!.. Мы и половины не съедим.
– Человек должен иметь свободу выбора, – пояснил я. – Так велел Господь, дав нам свободу даже от него самого. А кто мы, чтобы спорить с самим Господом?
– Он мне нравится все больше, – ответил Карл-Антон. – Еще малость, и сам в него уверую. Но магию все-таки зря не тратьте. Вообще не понимаю, как это христианин и… магия!
– Я паладин, – напомнил я. – А паладинам дано некое… это не магия, а ближе к чудесам. А из этого источника восполняется очень быстро, ибо Господь всемогущ и во всем. Садитесь ближе, нужно и на виду быть сытыми и довольными.
– Это вам нужно, – уточнил он. – На виду я лучше останусь незримым. Так услышу больше, увижу то, что предпочитают скрыть… С вашего разрешения удалюсь вслед за герцогом… точнее, с той же целью. Послушаю, о чем говорят, постараюсь оценить ситуацию…
Я вздохнул.
– Действуйте. Завтрашний день будет нелегким, хоть и без драки. Хотя насчет драки кто знает…
Он поднялся и, по дороге к двери медленно истончаясь в незримника, словно превращаясь в быстро тающий пар, вышел в коридор.
Разговор с императором обещает быть не то чтобы нелегким, все ключевые моменты уже намечены в прошлый раз, сейчас только обсудить частности и договориться их придерживаться, но неловкость ситуации в том, что я выкручиваю императору руки, а я этого не люблю. Одно дело прикидываться Держимордой или унтером Пришебеевым, другое – быть ими. А придется. Здесь, как и везде, лучший аргумент – у кого меч длиннее.
В открытые окна доносится музыка, веселая, игриво-танцевальная, бездумная, создающая беспечное настроение. Счастливо здесь живут, когда все размерено и определено на века и тысячи лет.
Господь дал нам свободу воли даже от себя самого, чтобы мы сами отвечали за свои поступки, а Великие Маги дерзнули присвоить себе божественные функции и самим определять, как жить людям, чему радоваться и чего желать.
Только за одно это стоит их всех без пощады и жалости. Даже зверей можно жалеть, те не ведают добра и зла, врага можно помиловать и простить, но не магов. Маги – враги не отдельным людям, не странам или государствам, а всему роду человеческому.
Чувствуя, что вряд ли засну, слишком зол, и никому не признаешься, что не из-за бабы или потому что наступили на ногу, а из-за всего человечества дергаюсь, подумать только, я вышел на балкон и тихонько остановился у двери, стараясь не привлекать к себя внимания.
Между зданиями светло, как в солнечный день, только небо пугающе черное с множеством таинственно мерцающих звезд, да сами здания подсвечены только до второго этажа, что значит, меня на балконе четвертого никто не видит.
Ну да, у придворных день только начался. Спят до обеда, потом завтракают неспешно, красятся, мужчины тоже красятся, пудрятся и даже губы красят, перемеряют одежды, размышляют, что надеть, а потом велят закладывать экипаж, чтобы отправиться в чей-то великосветский салон.
Самая высшая честь – присутствовать при дворе, так что никто из удостоенных этой чести не пропустит.
Везде яркие и очень разноцветные одежды, звучит бравурная музыка.
Одна из женщин показалась знакомой, хотя лицо почти все время скрыто шляпкой, но вокруг нее толпятся женщины, живо жестикулируют, что-то рассказывают, мило улыбаются и всячески стараются привлечь ее внимание.
Наконец она повернулась, я узнал по этому наивно-беззащитному жесту Сюзанну, сестру Герберги, невесты маркиза де Куртена.
Поколебавшись, я покинул кабинет и, бодро сбежав по лестнице с застывшими гвардейцами, вышел из здания.
Заметили меня моментально, хотя вряд ли потому, что ждали именно меня, но из главного дворца может выйти сам император, потому сразу качнулись широкой волной в мою сторону.
Я помахал рукой Сюзанне еще с крыльца. Она счастливо заулыбалась, бросилась ко мне, радостная и счастливая.
Я без церемоний сбежал по ступенькам, она только ухватилась за края платья, но не успела присесть, как я обнял ее и чмокнул в лоб.
– Надеюсь, тебе здесь понравилось?
Она вскрикнула испуганно и застенчиво:
– Сэр Ричард, как такое может не понравиться?
По лицам окруживших нас видно, что сразу заметили и оценили и мое объятие, и отеческий поцелуй, и то, что она назвала меня сэром Ричардом, а не полным титулом.
Я с нежностью смотрел в ее чистое ясное лицо, понимая, что теперь не просто окружена заботой дам императорского двора, а плотно окутана так, что и шелохнуться трудно.
