– Пора звать отца Дитриха.
Я ответил с мукой:
– Как же хреново делать то, что надо, а не то, что хочется!.. Но вы правы, герцог. На днях отправлюсь за отцом Дитрихом и армией священников.
– Придется созвать изо всех королевств империи, – ответил он и уточнил деловито. – От вашей, но можно и от империи Вильгельма Блистательного, его священники должны быть рады нести Слово Божье в дикие туземные страны. И вообще можно монахов мобилизовать. Здесь каждое герцогство с наши королевства! Народу как муравьев в запущенном огороде.
– Священники дадут цель, – сказал я. – Даже не цель, а Цель!.. И по-своему объяснят, что настал час не страданий, а испытаний, посланных Господом, что нас любит, как отец детей, и в тоже время по-отечески готовит к великим свершениям.
Он покачал головой.
– Народ будет бунтовать.
– Разбунтуем, – отрезал я.
– Как неразумных своих или как противника?
Я сказал жестко:
– Если малой кровью избежим полной гибели, то какие мерехлюндизмы? Разве хирурги не вырезают опухоль, спасая жизнь?
Его лицо мрачнело, на меня посматривал с тревогой и сочувствием.
– Не хотел бы я узреть видения, – произнес он, – которые Господь посылает вам. Но я с вами, сэр Ричард. Какими бы абсурдными ни казались ваши решения, но что-то зрите в мраке грядущих времен. А лучше видеть, чем жить с закрытыми глазами… Император что-то сказал важное?
Я покачал головой.
– Прервался под благовидным предлогом на размышлизмы.
– Чем-то поставили его в затруднительную позу?
Я поднялся, повел плечами, разминая спину.
– Надо пройтись хотя бы по залам. Теперь, когда император здесь, как народ к нам?
– Я пока не заметил, – обронил он.
В его голосе прозвучало некоторое сомнение, словно не доверял самому себе, вышел со мной молча.
Гвардейцы в коридоре тут же сдвинулись, закрывая спинами дверь в покои. На всем протяжении пути до лестницы с потолка падает мягкий рассеянный свет, хотя ни ламп, ни свечей, широкий длинный туннель света, а там у лестницы словно солнце горит под сводом, и четверо неподвижных гвардейцев императора охраняют вход на его половину.
Альбрехт сказал рядом:
– Здесь магия не только в таких мелочах, как свет без свечей… На ней держится, если присмотреться, очень многое. Даже, как вы говорите, зиждется. Мы до сих пор не знаем, сколь много, и что может рухнуть, если взять и запретить…
Я подумал, кивнул.
– Вы правы, дорогой герцог.
Гвардейцы встретили нас настороженными взглядами, всегда готовые к схватке, а когда мы пошли вниз по ступенькам, я долгое время чувствовал, как рассматривают нас со спины.
Альбрехт сказал недовольно:
– Да что вы меня все этим герцогством шпыняете?.. Я уже почти привык. Только еще не понял, какой герцог.
– Подберем титул покрасивше, – пообещал я. – А магией у нас заниматься будет можно… с разрешения Моего Величества! В переходной период. И в пределах. Ежовых рамках, так сказать.
– Каких именно?
– Решим, – пообещал я. – Дело новое, решать будем в каждом отдельном случае. Или отрасли. Сразу можно установить базовый принцип: что народ может делать без помощи магии – обязаны делать без всякой магии!.. Да-да, ручками-ручками, проливая пот, ибо сказал Господь, в поте лица будете выращивать хлеб…
На третьем этаже охраны уже нет, только неподвижные лакеи у стен, рослые и статные, в ливреях и париках, но все-таки чувствуется, военная форма сидела на их плечах совсем недавно.
– Добывать хлеб, – уточнил Альбрехт, он тоже заметил, судя по его виду, что здесь за лакеи. – Там записано, добывать. Ибо каменщик тоже зарабатывает на хлеб в поте лица, хоть и не выращивает его лично на своем поле.
– Верно, – сказал я с одобрением. – Хотите в ректоры университета, сэр Альбрехт?.. Что вы так дергаетесь, когда-то эта должность станет почетнее королевской…
– Тьфу-тьфу!.. Это же мир рухнет.