– Разве у них нет других источников?
– Есть, но только на собственных землях. Насколько мне известно, это сейчас единственный источник темной магии на землях, которые контролируют люди. И это станет для орков превосходной базой по захвату всего континента, если они укрепятся в этом месте и раскормят пламя как следует.
– Раскормят пламя? – переспросил Брайс, и Эгмонтер усмехнулся:
– О да. Ведь это пока всего лишь дитя. Зародыш Тьмы. Разве вы не чувствуете, мой принц?
И тогда Брайс наконец заставил себя посмотреть на то, от чего до сих пор упорно отводил взгляд – на вершину постамента.
Там, на вершине, на маленьком костерке, сложенном из человеческих костей, блекло дрожал, вздыхая и переливаясь миллиардом оттенков черного, крошечный сгусток истинной Тьмы.
– Ваша матушка создала его для вас, – сказал виконт Эгмонтер почти с нежностью. – Я не знаю ни человека, ни эльфа, способного на такое. Мне приходилось видеть подобные источники, но все они были созданы темными народами или самими темными тварями в незапамятные времена. Видите ли, мой принц, пламя Тьмы нельзя потушить. Во всяком случае, до сих пор это никому не удавалось. Но если источник мал, а маг силен, то Тьму можно взять под свой контроль. Именно этого, очевидно, и добивалась ваша мать. Она знала, что вы достаточно сильны, чтобы контролировать эту искру. И когда вы будете готовы, источник наделит вас такой мощью, что ваш собственный отец удавился бы от зависти, доживи он до этого светлого дня… простите за каламбур, – нервно хохотнул Эгмонтер, и Брайс вдруг понял, что виконту тоже не по себе.
– Вы за этим приехали в Митрил? – спросил он, не в силах оторвать взгляд от алтаря. – Чтобы найти это место?
– Да, я знал, что оно где-то здесь. У меня есть способы отслеживать источники темного пламени по всему континенту. Но этот – единственный, который я нашел на земле людей. Однако подойти к нему могли только вы, мой принц, благодаря защите, которую поставила Илиамэль. И теперь я… Что вы делаете?
Брайс шагнул вперед, ближе к алтарю. Слабость и ужас, овладевшие им в первые минуты, понемногу отступали. Он был потомком светлых народов – наполовину человек, наполовину эльф, – и ему полагалось рухнуть замертво и захлебнуться собственной кровью, едва он переступил порог этого жуткого места. Но он вовсе не чувствовал, что готов рухнуть замертво. Наоборот. Чем дольше он находился здесь, тем отчетливее ощущал то, о чем говорил Эгмонтер – глубокую, пульсирующую силу, проникающую внутрь его существа. Эта сила разрывала в клочья обычных людей, но Брайсу вреда не причиняла. Напротив, как будто питала его собой. И с каждой минутой он ощущал это все сильнее.
– Смотрите, – сказал Брайс и услышал, как тихо ахнул Эгмонтер.
Позади постамента росло дерево. В пещере не было почвы, чтобы оно могло пустить корни, и все же оно было живым – точнее, не совсем живым. Невысокое, тонкое – ствол толщиной с предплечье, – оно раскинуло голые ветви без единого листика, упругие, твердые и лоснящиеся, точно кожа на обгоревшем трупе. Дерево росло прямо над алтарем, заботливо защищая его сверху своей обнаженной кроной.
– Меллирон, – благоговейно произнес Эгмонтер, и Брайс внутренне позлорадствовал тому, что вот наконец и всезнающий Лорд-хранитель чем-то изумлен. – Священное дерево эльфов. Здесь? Но как…
– Она его посадила, – сказал Брайс. Теперь он понял. Теперь он все понял. Незадолго до смерти мать говорила, что оставляет ему наследство, и Брайс отыщет его, когда придет время. Тогда он решил, что это предсмертный бред. Но Илиамэль вовсе не бредила.
Эгмонтер издал короткий возглас и бросился вперед. В этот миг Брайсу стали ясны одновременно две очень важные вещи. Первое: Эгмонтер вел его в это место, как овцу на заклание, и вовсе не собирался выпустить отсюда живым. Брайс был нужен ему, только чтобы открыть замок и принять на себя удар темных тварей, если они здесь окажутся. И второе: Эгмонтер не знает всего. Он не знает, в сущности, ровно половины, а половинчатое знание в подобных делах смертельно опасно.
У подножия меллирона, между стволом и алтарем, из пульсирующей плоти земли торчал меч. Когда-то он был сделан из серебра, но сейчас по нему змеилась темная поросль, напоминающая черную плесень – она причудливым узором стекала по лезвию меча и затейливо, изящно обвивала рукоять. Скверна, понял Брайс. Этот меч, и священное дерево меллирон, и сам алтарь – все здесь тронуто скверной. Но если взяться с умом, скверну можно обратить в силу. Мать Брайса в самом деле создала для своего сына бесценный подарок – годами растила, холила и лелеяла источник, где магия Тьмы соединилась с эльфийской магией, сплелась в неразрывный, тугой узел, разрубить который мог только один человек на свете. Только тот, в ком есть и магия эльфов, и магия Тьмы.
Виконт Эгмонтер, на свою беду, таким человеком не был.
Он попытался схватить меч, и, если бы это ему удалось, доверчивость Брайса стоила бы ему жизни. Но едва ладонь Эгмонтера коснулась рукояти меча, как что-то невидимое ударило его – ударило изнутри. Виконта подбросило, словно тряпичную куклу, завертело волчком и швырнуло в объятия пульсирующих сгустков, клубящихся вокруг. Эгмонтер истошно закричал, и Брайс метнулся к нему: он привык воспринимать всех магов как своих собратьев, и это чувство после озера Мортаг окрепло в нем до состояния инстинкта. Он отринул свое тело – на сей раз ему это удалось, – развернул свою ауру, сияющую так ярко, как никогда прежде, и с силой втянул в нее ауру Эгмонтера, беспомощно трепыхавшуюся в клыках Тьмы. Миг – и они вернулись оба, рухнули наземь рядом, задыхаясь. Эгмонтер вскинул глаза, и Брайс впервые увидел в них неприкрытый страх. И так хорошо, так радостно ему стало от этого страха. «Наконец, – подумал он. – Наконец кто-то начнет воспринимать меня всерьез». Он улыбнулся этой мысли – сладко, с предвкушением.
