– Уверяю вас, Монти говорит совершенно искренне, – вмешалась в разговор Эмма. – Истории про Холмса буквально околдовали его, мистер Конан Дойл. Я убеждена, что ни одна женщина не сумеет украсть у меня его внимание, но этот ваш сыщик справляется с этим запросто.
– В таком случае я тем более рад, что сбросил его в Рейхенбахский водопад. Чтобы мужчина хоть на миг отвлекся от столь очаровательной девушки, как вы, – это кажется мне непростительным грехом, – галантно ответил Конан Дойл, улыбнувшись заодно и Джейн.
И пока обе благодарили его за комплимент, Уэллс с довольным видом слушал этот милый обмен любезностями. Как он и подозревал, два столь схожих человека, как Мюррей и Конан Дойл, не могли сразу же не проникнуться друг к другу симпатией.
– Вот именно, непростительным, – согласился Мюррей. – Прекрасной даме нельзя отказать ни в чем, правда ведь?
– Полностью с вами согласен, – поспешил ответить Конан Дойл.
– Даже если бы она попросила вас воскресить Холмса?
Конан Дойл оценил его шутку.
– Боюсь, тут я был бы бессилен, – стал извиняться он. – Холмс ушел из жизни навсегда. Никто не может выжить после такого падения, это лишило бы всю историю правдоподобия.
– Знаете, а я готов с этим поспорить, – заметил Мюррей. – Пожалуй, тут имеется некий выход из положения.
– Да? И какой же? – весело поинтересовался Конан Дойл. – Как поступили бы вы, чтобы заставить читателей поверить в спасение Холмса после падения в пропасть глубиной восемьсот футов?
– О нет, остаться в живых после такого падения никак невозможно, – признал миллионер. – На самом деле, прочитав “Последнее дело Холмса”, я не переставал размышлять, имел ли сыщик шанс избежать трагического конца, поскольку мне никак не хотелось верить, что вы его все-таки убили. Нет, такой замечательный человек, как Холмс, не мог умереть. И поверьте, я говорю правду: последние семь лет я не переставал искать решение проблемы, и для меня это было своего рода головоломкой. Я даже совершил путешествие в Швейцарию, чтобы своими глазами увидеть то самое место. Я стоял, прижавшись спиной к скале, скрестив руки на груди, глядя на бурный поток внизу и почти что соперничая с Ватсоном, который последним видел Холмса. Однако мне не оставалось ничего другого, как признать, к большому своему сожалению, что выжить после такого падения было нельзя. Но тут я понял: да ведь Холмс вовсе и не падал в водопад.
Конан Дойл, со скрытой радостью кивавший в ответ на каждое слово Мюррея, от неожиданности поднял брови:
– Что? Нет, нет, он именно что упал туда!
Мюррей коварно усмехнулся:
– Да, так подумал Ватсон. Но… А если на самом деле все случилось иначе? Вспомните, ведь свидетелей не было. Когда Ватсон, обнаружив обман Мориарти, вернулся к водопаду, он нашел там альпеншток Холмса, прощальную записку и два ряда следов, обрывавшихся у края пропасти, из чего он и вывел, что сыщик и его заклятый враг вместе свалились в бездну. Но вообразите себе, что во время схватки Холмс, владевший приемами джиу-джитсу или какого-то другого боевого искусства, вырвался-таки из объятий Мориарти, и тот один свалился вниз. И вдруг сыщик понял, что судьба подарила ему единственный в своем роде шанс сойти за погибшего и таким образом получить возможность вести охоту за остальными преступниками. Холмс вскарабкался вверх по скале, чтобы не оставлять на тропинке следов, которые дали бы Ватсону надежду, что самый лучший и самый хитроумный человек из всех, кого ему довелось знать, спасся от смерти.
У писателя отвисла челюсть.
– Великолепное решение, мистер Гилмор, – признал он, придя в себя от изумления. – Не могу не согласиться, что это был бы вполне правдоподобный способ спасти Холмса, хотя деталь вроде японской борьбы и кажется мне не слишком убедительной.
– Рад это слышать, – сказал Мюррей. – Теперь вы сами сможете исправить ужасную ошибку, которую совершили, убив Холмса, и продолжить описание его приключений.
– Ужасную ошибку? Я бы не назвал это ошибкой. Как легко догадаться, я убил Холмса вовсе не для того, чтобы потом воскрешать. Нет, я убил его, чтобы раз и навсегда от него избавиться. Проклятый сыщик отодвинул в тень остальные мои сочинения, он мешал им занять более высокое место в литературе.
Конан Дойл старался скрыть, насколько эта тема выводит его из себя, хотя Уэллс прекрасно понял настроение гостя и забеспокоился. Получалось, что Мюррей наконец-то встретил писателя, на которого не произвели впечатления ни его непосредственность и прямодушие, ни его миллионы. Но если раньше подобное наблюдение порадовало бы Уэллса, теперь оно заставило его насторожиться.
– А я всегда считал, что место, которое занимает писатель в литературе, определяется не им самим, а читателями, – ухмыльнулся Мюррей. – Теми самыми читателями, которых вы лишили одного из еженедельных удовольствий, а в некоторых случаях это было, возможно, единственное, что помогало им по утрам встать с постели. И, судя по всему, вы не чувствуете ни малейших угрызений совести. Но я вас не виню, обычно писатели неуязвимы для собственных чар, и вы, разумеется, полагали, будто сбрасываете в пропасть всего лишь существо из бумаги, горстку слов, а вовсе не человека, хотя для многих его почитателей Холмс стал таким же реальным, как родной брат или кузен.
– Что? Вы меня не вините?.. – Конан Дойл возмущенно тряхнул головой. – Холмс принадлежал мне! Это я создал его из ничего и поэтому имел право
