сделать с ним все, что мне заблагорассудится, – хоть прикончить, хоть превратить в монаха-отшельника.
Мюррей хохотнул, в то время как Уэллс обменялся тревожным взглядом с Джейн, а она – с Эммой.
– Такая судьба была бы для него хуже смерти, – отозвался миллионер. – Но в любом случае, боюсь, вы ошибаетесь, мистер Конан Дойл: с того самого дня, как вы напечатали свой первый рассказ, Холмс стал принадлежать не только вам, но и читателям.
– Понятно. Иными словами, я должен был посоветоваться с ними, прежде чем убить собственного персонажа. И что намерены теперь сделать вы, мистер Гилмор? Предложить мне денег, чтобы я его воскресил? Уж не для этого ли ты устроил нам встречу, Джордж? – повернулся он к Уэллсу, который собирался что-то сказать в свое оправдание, но Конан Дойл прервал его взмахом руки. – Ну что ж, давайте, я готов выслушать ваше предложение, мистер Гилмор, только должен предупредить: это обойдется вам куда дороже, чем моим издателям.
Мюррей смотрел на него несколько секунд, словно забавляясь.
– Поверьте, я мог бы в сотни раз превысить суммы, которые выплачивают вам издатели, но ни за что не стану этого делать. Это было бы проявлением неуважения и к вам как писателю, и к себе самому как читателю, хотя вряд ли сей аргумент способен понять человек, не уважающий собственных персонажей.
Уэллс хотел было вмешаться, но Конан Дойл опять остановил его резким жестом:
– Погоди, Джордж, погоди. Наш разговор становится с каждой минутой все интересней. Итак, вы полагаете, что я недостаточно уважительно отношусь к своим персонажам, мистер Гилмор? Вы на это намекаете?
– Именно на это, – ответил Мюррей невозмутимо. – По-моему, вы куда тщательнее работаете над вашими рыцарскими романами, нежели над детективными рассказами.
Конан Дойл молча глянул на него, потом перевел взгляд на женщин, потом – на Уэллса, словно взвешивая, может ли он дать волю сжигающему его изнутри пламени или стоит усмирить бешеный темперамент, коим он был обязан ирландской части своей крови.
– Вы правы, мистер Гилмор, – признал он наконец, выбрав, к облегчению Уэллса, примирительный тон. – Но это не значит, что я небрежничаю с Холмсом.
– Скорее все-таки небрежничаете, – настаивал Мюррей.
Конан Дойл фальшиво рассмеялся, как будто хотел показать присутствующим, что этот спор его страшно забавляет.
– И у вас есть тому доказательства? – поинтересовался он словно между прочим.
– Непременно, – ответил Мюррей. – Я сотни раз прочел каждую из историй про Холмса и записывал в специальную тетрадку все ошибки и неточности, какие встречал, – на случай, если когда-либо доведется обсудить их с вами.
– Очень жаль, что ты не прихватил с собой эту тетрадку, Монти, – вступил в разговор Уэллс. – Но ничего не поделать, пошлешь ее Конан Дойлу завтра, и он сможет спокойно с ней ознакомиться. А сейчас…
– Так я и поступлю, не сомневайся, – заверил его Мюррей. – Но, к счастью, некоторые из своих замечаний я помню. Например, не существует того места, где обнаруживают труп Дреббера в “Этюде в багровых тонах”. Дом номер три в Лористон-Гарденс совсем не такой, правда, Эмма?
Все перевели взоры на девушку, и первым Конан Дойл, который уже и не пытался изобразить улыбку.
– Да, правда. Однажды вечером он повел меня туда, и мы несколько раз прошли по этой улице взад и вперед, но не нашли дома, описанного в повести, – пояснила Эмма не без смущения, и в голосе ее слышались как извинение перед Конан Дойлом, так и досада при воспоминании о том скучнейшем вечере, когда ее жених вдруг возомнил себя Шерлоком Холмсом.
– А еще в той же повести, – продолжил Мюррей, не замечая реакции Конан Дойла, – Ватсон говорит, что пуля попала ему в плечо во время Афганской войны, а в “Знаке четырех” он упоминает уже о раненой ноге. И где, интересно знать, производят такие шустрые пули, способные нанести сразу две раны, мистер Конан Дойл? Я бы рад был прикупить несколько штук.
– Просто пуля отскочила от кости в плече, задела подключичную артерию, вышла из тела, прошла по прямой вниз и угодила в ногу, – объяснил Конан Дойл сердито.
– А… – улыбнулся Мюррей. – Или в бедного Ватсона выстрелили, когда он справлял нужду за кустами, и таким образом одна и та же пуля прошла через плечо и попала в ногу.
Миллионер расхохотался, сотрясая воздух, но никто его смеха не подхватил. Постепенно в воздухе сгустилось напряженное молчание. К счастью, Джейн догадалась поскорее пригласить гостей к столу, и вид у нее при этом был такой, будто спор, при котором все они только что присутствовали, следует считать всего лишь неприятной галлюцинацией.
Пять минут спустя Джейн уже разливала чай, а Эмма помогала ей, обнося гостей блюдом с песочным печеньем. Чтобы как-то справиться с неловкой паузой, девушка на все лады расхваливала печенье, и Джейн сообщила, что любит “Кемп” именно за прекрасное сочетание аниса со сливочным маслом. Но, на беду, тема быстро иссякла, и молчание, словно слой пыли, опять накрыло присутствующих.
Уэллс рассеянно откусил кусочек печенья, которое его жена называла чудом кондитерского искусства. Он все больше раскаивался, что устроил эту встречу. Ему было отлично известно, до какой степени Конан Дойл ненавидит своего Холмса, и Джордж понимал природу подобной ненависти, поскольку ему
