редкие справочники. Было приятно сообщить Максу, что она ценный ресурс, а не просто девочка с этюдником, за которой он таскается целыми днями, пропуская их с Максом вылазки, чтобы помолчать и посмотреть на странные рисунки. Макс тогда хмыкнул, прищурился сквозь свои очки, брякнул: «Так вот куда ты, скотина, вечно пропадаешь» и сразу же попросил достать книжку по химии, чтобы он мог закончить свой опыт в дедовом сарае. Книжка нашлась, опыт удался, и иногда, совсем нечасто, но все же, они проводили время втроем, и у Мити не было дней счастливее. Иногда Митя замечал слишком долгий взгляд Макса на ее руки или шею, и тогда в нем вскипало что-то новое и терзающее, но он убеждал себя, что ему померещилось, а потом Макс пропадал на неделю, а от рассказов о ней отмахивался с кислой миной, и Митя снова ни о чем не тревожился.
Он глянул на часы, идти было действительно пора. Еще вечером он раздумывал, но утром, вывернув на велике около хлебного, он чуть не въехал в самого Хечу, который с размаху ударил кулачищем по его рулю, вместо того, чтобы, как обычно, не заметить его даже краем глаза. Значит, Митя в игре, и отказаться невозможно. С первого дня каникул он знал, что Макс завел знакомство с самой высшей деревенской кастой; дружить с ними, даже появляться рядом с этими парнями всем городским ребятам было категорически, под знаком страшной родительской расправы, запрещено во веки веков. В свои шестнадцать лет их главарь, Хеча, довольно здорово пил, курил самые злые папиросы, поговаривали, что и детскую колонию он видел своими собственными глазами, по крайней мере, всех милиционеров области знал в лицо, и, кажется, это было взаимно. Лихие песни под гитару, тошнотворные любовные рассказы, карты с вытертыми рубашками, опасность, притягивающая и пугающая одновременно реальность, совсем не похожая ни на что, к чему он привык. Попасть в эту компанию значило стать нормальным мужиком, но питерским беленьким мальчикам, по словам Макса, не стоит раскатывать свою губу. А он, полноватый очкарик Макс, смог, смог устроить все так, что беленького мальчика ждало испытание, после которого ему светил шанс получить свое место у костра.
Когда Митя зашел за вещами, бабушка уже переставила обед, это означало, что он слишком задержался, статус обеда теперь сильно понижен и выведен за пределы ее компетенции. Тарелки стоят не на кухне, а на веранде, накрытые полотенцем. Рядом кастрюлька с супом, тефтели с салатом, и никакого компота с блинчиками. Собираясь, он, подумав, захватил с собой штормовку, отцовский компас и складной нож. Компас был тяжелый, в стальной квадратной коробке, он оттягивал карман, но без него все это было бы не всерьез.
Они встретились на развилке, Митя хотел, наконец, спросить, куда и зачем они идут, но Макс выглядел холодным и неприступным, стекла его толстых очков безмятежно отражали небо, говоря, что суетиться не надо.
Скоро выяснилось, что они идут к генеральским дачам — несколько больших домов на отшибе деревни, у самого склона к речке, с видом на дальние поля — знойное местечко, как говорил отец.
Они остановились у сгоревшего дерева.
— Сейчас-то скажи, что надо будет делать, — Митя, пытаясь выглядеть безразличным, раскачивался на носках, положив руки в карманы.
— Будешь слушать и быстро соображать, и учти, если что, смывайся, понял? А если я тебе скажу «беги», ты просто включишь пятую, ясно? Скажи сейчас, что понял. — Макс, не глядя на него, всматривался в приближающуюся группу парней.
— Да понял я, что мы убивать, что ли, кого-то идем, разводишь тут драму, — пробубнил Митя, но холодок за шиворотом ощутил.
Хеча картинно подошел к ним и, лихо сплюнув, оглядел Митю с головы до ног, приговаривая: «Ну и кто это у нас такой красивый?» А потом взял Митю за макушку, отвернул его от себя, словно закручивая водопроводный кран. Тот дернулся было сбросить его руку, но не осмелился.
— Я решаю, что сопляка не берем, отправь его, куда там, к мамочке домой, — с противной интонацией проговорил Хеча Максу.
— Мы договорились, — коротко ответил Макс, аккуратно поправляя очки на носу.
— Ну, договор не кровью писали, так, поболтали, да передумали, — Хеча достал папироску и размял ее. — Хозяева могут вернуться, знаем, что уехали на район, но там как пойдет.
Митя смотрел на его загорелое лицо, оно было все в черных точках, он видел такое у ветеранов-стариков, они рассказывали, что так бывает от близко взорвавшегося пороха. Парни рядом озирались по сторонам и гоготали, покрывая землю черным снегом шелухи от семечек. Их крупные лица смотрелись, как карикатуры из «Крокодила», преувеличенные, совершенно невозможные в нормальной жизни. Один все время длинно сплевывал на землю, география его плевков была однообразна, видимо, он соревновался сам с собой на дальность. Митя на секунду даже решил, что все это розыгрыш, так по-киношному все выглядело, и фильм был довольно средний, поверить ему было трудно.
— Он свой, я отвечаю, — продолжал спокойно гнуть свою линию Макс. — Если никому не веришь, как работаешь?
— А на чутьишке, — серьезно отвечал Хеча, смотря Максу в глаза.
— Он — свой, — повторил Макс, выдержав его взгляд.
— Ну смотри, я на слово не верю, проверим твоего мальчика. Первым пойдет, сам черного возьмет и мне в руки принесет, идет?
