Макс быстро глянул на Митю и кивнул Хече:
— Так и сделаем.
Через калитку не пошли, пролезли через дыру в заборе и подошли к дому сзади. Мите он сразу понравился — величественный, добротный живой бородач, заросший шиповником и сиренью. Рядом вросли в мох массивные качели, чернел колодец, пара кособоких скворечников, перед крыльцом виднелись гамак и круглый стол с вязаной скатертью, в самоваре отражались белые чашки. Он тут же захотел сбежать, он не хотел зла этому дому, а то, что зло только что вломилось через забор, было очевидно.
— Форточку видишь? — его грубо толкнули в спину, и он чуть не въехал носом в доски стены.
— Вижу, — процедил он и, задрав голову, увидел треснутые рамы и небольшую распахнутую секцию решетчатого окна.
— Тебя подсадят, лезешь внутрь, сразу прямо, деревянный стол, второй ящик справа, достаешь и без звука лезешь взад, понял?
— Что достаю? — глупо переспросил он.
— Что видишь, то и берешь, — ответили ему.
Несколько рук подняли его, краем глаза он заметил, как несколько человек, пригибаясь, семенят к крыльцу. Он забросил в окно штормовку, подумав сразу, что надо было ее оставить внизу, потом пролез сам.
Внутри сладко пахло книжной пылью, это был рабочий кабинет. Красивая деревянная мебель для великана — футбольное поле стола с зеленым сукном, высокие ряды книжных шкафов, мягкий ковер под ногами. Он подумал, что еще мог бы успеть выбежать в главную дверь, но на веранде уже сдавленно гоготали, и слышался звон разбитой посуды.
— И тут Васенька находит два червончика! — пропел кто-то высоким голосом. — Под баночкой с огурчиками!
— Водки нет у них? — тут же подхватил кто-то второй.
Выйти к ним, сказать, что они подонки и обыкновенное ворье, но Макс, с ними был Макс, а он давал ему слово. Он выдохнул, быстро открыл второй ящик и увидел блестящее черное дуло пистолета. Он оказался тяжелым, холодным и превращал все происходящее в очень серьезное дело, сразу возводя всю эту хулиганскую браваду в ранг настоящего преступления. А если выйти сейчас на веранду и навести пистолет на этих обезьян…
— Бей окна! — услышал он сдавленный шепот Хечи. — Волчара на горизонте, отвлекай на себя! Эй, малахольный, слышишь меня, резче там давай, или я вырву ноги тебе, понял? — чуть громче прошипел он.
«Это он мне», — подумал Митя и двинулся к форточке, но тут же обмер: на стене висел холст с тем самым солнечным пятном на бревне, и другой, со странным кувшином с измененными пропорциями, а рядом фотография, где была изображена Саша, совсем ребенок, на косе светился белый бант. Это был ее дом.
Он практически вывалился в окно, рамы затрещали, он зацепился чем-то и выломал одну из створок локтем или, может быть, пяткой. Внизу ждал Макс; вытягивая шею, он смотрел по сторонам.
— Ты охрененно медленный, Митяй, — нервно проговорил он и втянул его за угол, — здесь милиция, нам надо рвать когти, не дожидаясь этих. Парни отвлекают сержанта бардаком на веранде, это пятнадцать суток максимум, а мы с тобой сейчас можем огрести гораздо больше.
Они рванули к забору, но тут же уткнулись в обширный живот участкового, который не мешал ему быть прытким, в его полноте была изначально заложена подвижность, он прыгал как теннисный мяч.
Внезапно Макс больно двинул Митю локтем под дых, выхватил пистолет и тихо сказал ему: «А вот теперь беги». Митя помнил, как рванул и перепрыгнул через забор, как мчался по улице, блуждал по окрестностям, пока не понял, что есть только одно верное решение — идти в милицию и вызволять Макса, объясняться и признаваться о всем.
Давно стемнело, окна в отделении были распахнуты, в свете лампы было все отчетливо видно, Митя подошел к одному из них.
— Это я виноват, это сделал я, — монотонно и негромко повторял Макс, сидя у стола сержанта и сложив руки на груди.
— Послушай, дружок, — устало говорил сержант, рядом с ним дымился чай в подстаканнике, — на Хече помимо мелкого хулиганства еще одно тяжкое телесное, я посажу этого щенка, даже если ты вынес сто тысяч пистолетов, понял? Имел место сговор, вы все проходите как банда, лично тебя я могу отпустить, принимая во внимание твой первый раз и то, что тебе, сопляку, мало лет, но только если ты закроешь свой рот. А парни его расскажут мне много красивых историй, чтобы только мамочка их не заругала. Пацанье, как же вы надоели мне, а.
Ночь прошла плохо, его тошнило, и снилось липкое. Он еле дождался утра, но дед не отпустил его сразу после завтрака, а затеял менять колесо «Жигуля», сбежать было нельзя, он давно обещал помочь. Да и, признавался он себе, не знал он, что делать, куда идти, у него было слишком много вопросов. Все утро он ждал стука в дверь и усталого сержанта, который придет выяснять у бабки, где был ее внук Дмитрий Романов вчера вечером.
