что хотел, именно здесь. Романов выдохнул и расправил измятую листовку перед собой. Забыть морок городских недель и вернуться к самому началу. Уводящие в сторону события стоит отбросить как шлак. Прожекторы наконец нащупали в небе искомый самолетик, из него высунулась рожа незабвенного классика и подмигнула ему.
Кто-то дернул нитку, и факты с мелодичным стуком один за другим стали собираться вместе, подталкивая остальные. Щелк, щелк, щелк. Итак, Иван Андреич, вернемся к вам: доказано — в каждой вашей книге есть приметы города, потому что вы пережили здесь нечто важное. Важное настолько, что скрывали это всю жизнь. Известно, именно здесь вы получили ваш писательский талант, будь он неладен. Вычислен каждый дом и каждая улица, которые вы виртуозно вплели в свои тексты, и очевидно, что самым драгоценным вы полагали игорный дом с флигелем. Ведь к нему вело столько отсылок и намеков, что не заметить его было невозможно. Но дома больше нет. Может быть, город снес его самолично? Интересно, было ли это похоже на удаление гланд? Но классик пока остается единственной отправной точкой. Где он обрел свой талант — неизвестно, но это «где-то» определенно существует.
За нитку дернули слишком сильно, она оборвалась, и четки брызнули в разные стороны по каменному полу. В зале грохнули аплодисменты, и на сцену легко взлетел Беган-Богацкий в белоснежном костюме. Широко расставив руки в стороны, он поклонился, как дирижер.
— Приветствую всех ценителей литературы и истории, не могу передать вам словами, как я счастлив!
Зал взревел, приветствуя Беган-Богацкого как известного футболиста.
— Нет большей радости для вассала времени, чем получить новое, доселе неизвестное свидетельство ушедшей эпохи. Как вы знаете, в ходе ремонтных работ в кабинете-музее полицмейстера была обнаружена эта рукопись! — он поднял над головой стопку желтоватых листков. — Зал снова взревел. — Но позвольте же предоставить слово новому мэру, по чьему распоряжению и был устроен сегодняшний праздник! Мало кто знает, — он обернулся к Романову и хитро сощурился, — наш уважаемый мэр и сам является большим знатоком мироедовского наследия. — Он обернулся опять, ожидая реакции Романова, но тот умело держал невозмутимый вид.
Говорите, говорите, драгоценный архивариус, никому здесь нет до этого дела. Они все ждут только банкета. Романов равнодушно посмотрел в зал.
— А ведь им проведена кропотливейшая работа по анализу мироедовских текстов, — с нажимом проговорил старик, — и мы счастливы, что он вызвался выступить экспертом в сегодняшнем чтении. — Беган-Богацкий оказался рядом с Романовым, тыча микрофоном ему в лицо. Шепотом в сторону он прошипел: — Как вы могли не прийти?! Эта рукопись изменит все! И кому я это объясняю! Я же обещал вам найти и нашел! Но теперь от меня вы ничего не узнаете!
Романов замер с микрофоном.
— Очень рад, — только и смог выдавить он, после чего вернул микрофон старику. Тот с досадой выхватил его.
— Итак, всем известен рассказ нашего классика «Побег». Рассказ этот включен в школьные хрестоматии. Однако на днях в здании, где мы с вами находимся, было найдено рукописное продолжение этого рассказа. Воистину чудесное возвращение утерянного сокровища, которое раскрывает нам настоящее имя авантюриста Ивана. Дамы и господа, это и был сам Иван Андреевич Мироедов в молодые годы, рассказ автобиографический! До сих пор мы имели лишь косвенное подтверждение того, что Иван Андреевич посещал наш город — поскольку многочисленные пожертвования в адрес Малых Вишер исходили из его рук. Но сегодня, — он сделал долгую паузу, — мы окончательно убедимся, что наш город — особенное место для классика русской литературы. Итак, позвольте приступить к рассказу с первой страницы, чтобы вы вспомнили драгоценные строчки, — Беган-Богацкий бережно разложил листы на пюпитре перед собой, взмахнул рукой, и где-то тоненько заиграла скрипка.
Романов слушал вполуха и продолжал размышлять. В то, что найдена рукопись, поверить невозможно, никакой критики этот факт не выдерживает. Но если днем он полагал Мироедова разыгранной и сброшенной картой, то теперь это его единственный козырь, и когда старикан дойдет, наконец, до второй, новой части — нужно будет послушать. С первых же строк можно будет понять, фальшивка ли это.
— Город той весной расцветал запоздало и с неохотой, — начал читать Беган-Богацкий всем известный текст, растягивая гласные так, что у него получалось «го-о-о-о-род» и «с неохо-о-о-отой». Как обычно, во время декламации старик вживался в каждое слово и старался изобразить все происходящее наглядно.
Романов знал этот текст почти наизусть, хотя, если учитывать факт возможной автобиографичности, все могло открыться в совершенно новом ракурсе. Подождем и послушаем. Итак, игорный дом снесли, но рабочая гипотеза о существовании в городе некого особенного здания все еще в силе. То, что он столько лет ошибался, не пытаясь проверить свою гипотезу — исключительно его собственная вина. Осторожный идиот, безвольный слюнтяй, отчитал он себя. Хорошо, какое еще здание фигурирует в текстах так же весомо и узнаваемо? Он перебирал в уме рассказы и очерки, романы и записки, в ход шли даже письма и прошения. Стучали ворота конюшен Пафнутия Соломоныча из «Шалуньи московской», призывно мерцал окнами доходный дом Теддерсона из «Химической завивки», визжало на все голоса Александровское училище для девиц в романе «Каникулы», выдыхали морозный пар бани Целковича из юморески «Прощеное воскресенье», но нет, ни одно из них не подходило.
За время этой инспекции старик, оказывается, далеко продвинулся, и Юленька уже подарила обаятельному негодяю свой поцелуй.
Скрипки зазвучали громче, к ним подключилось фортепьяно, в зале неожиданно погасили свет и внесли стойки с длинными свечами. Начиналась декламация новой части.
