ненулевая вероятность, что у расстрельной команды всё оружие даст осечку, а вот летающие гробы осечек не дают в принципе.
– Нужно запретить в авиационных училищах преподавание теории вероятности. Для полётов она не требуется, а пилоты из-за неё становятся совсем неуправляемыми.
– Короче говоря, полковник, словами убедить их не удалось, официальными угрозами тоже.
– Логично, мистер Браун. Вы перешли к неофициальным угрозам. К каким именно?
– У одного из пилотов неизвестными был похищен пятилетний сын.
– Как планировалось разруливать ситуацию после смерти пилота?
– Нас уверили, что благодаря принятым мерам полёт пройдёт благополучно.
– И генералу пришлось поверить. Просто потому, что ничего другого ему не оставалось. Но хоть какой-то план на случай аварии самолёта должен был быть!
– Я не знаю, полковник. Если такой план у генерала и был, то он об этом плане никому не рассказывал. А у самого генерала уже не спросить.
– Согласен. Спиритизмом заниматься мы не будем. Мистер Браун, рассказывайте, что происходило дальше.
– Пилот разбился.
– Кто бы мог подумать? – удивился Смит. – А потом что?
– Жена разбившегося пилота застрелила генерала Смита.
– Вдова, – поправил Смит. – Пилот ведь уже к тому моменту был мёртв. А где в это время был похищенный неизвестно кем малыш?
– Он был у нас.
– А она сочла месть за смерть мужа важнее жизни сына. Какова дальнейшая судьба этой мстительной женщины?
– Убита сразу же после смерти генерала.
– Закономерно. Где её труп?
– В соседней комнате. Спрятан в шкафу.
– Что было дальше?
– Это всё.
– Мистер Браун, какова судьба похищенного мальчишки?
– Содержится под присмотром Джонса в соседней комнате.
– Рядом со спрятанным трупом матери?
– Да, полковник.
– Мисс Линда, как вы порекомендуете поступить с мальчиком?
– Почему я должна брать на себя такую ответственность?
– Ответственность в любом случае лежит на мне как на старшем по должности. А я не вижу ни одного варианта, чтобы мальчишка выжил и не доставил нам проблем. Никто не может подсказать приемлемый план действий, включающий в себя сохранение жизни мальчика? – Смит сделал паузу. – Нет? Значит, мистер Браун, мальчика ликвидировать!
– Подождите, мистер Смит! Неужели никак нельзя оставить этого мальчика в живых? – Линде почему-то стало жалко незнакомого ей мальчишку.
– Я не представляю, как. Он расскажет, что его похитили, и всё будет для нас очень нехорошо. Я не знаю, как можно убедить его молчать.
– А как это всё выглядит с моральной точки зрения?
– Очень плохо всё выглядит, мисс Линда. Мальчик умирает потому, что сначала его отец не захотел выполнять приказ, а потом его мать пожертвовала его жизнью ради мести.
– Но ведь это наш согражданин! Разве вы не должны защищать таких, как он, а не убивать?
– Мы в первую очередь должны выполнять приказы. Что же до убийства ребёнка, так мы постоянно это делаем на территории противника, и никто из наших сограждан не возмущался. Ну, может, за очень небольшим исключением. Так что и тут всё нормально.
– Вы не боитесь, что вам когда-нибудь придётся отвечать за подобные деяния?
– Нет. Я выполнял приказ. А за выполнение приказа к ответу не привлекают.
– А как же Нюрнбергский трибунал? Там, вроде как, осудили и тех, кто просто приказы исполнял.
– Какая начитанная девушка! – восхитился Смит. – Только, мисс Линда, вы позабыли, что в Нюрнберге судили побеждённых. И, следует отметить, судили на редкость предвзято и цинично. Сами-то были ничуть не лучше, если уж на то пошло. Концлагеря у немцев, конечно, были страшненькие, но у русских они примерно такие же, да и американцы недалеко от них ушли. Взяли и пересажали у себя всех, кого сочли японцами. И никто им после войны об этом не напоминает. Так же, как и об атомной бомбардировке двух японских городов. Да и мы, мягко говоря, не идеальны. Совершенно как варвары Дрезден разбомбили. А русские совсем красавцы. Изнасиловали почти всех немок, до которых смогли добраться! И, мисс Линда, поверьте мне – никому за это никогда отвечать не придётся! Спросите, почему?
