пальцах покажет. Уж я от него не отстану, пока он не скажет мне, как эту дрянь уничтожить. У меня с этим «тюльпаном» кровные счёты, теперь я знаю, что явилось первопричиной гибели Насти и моих друзей».
Я ускорил шаг. Шурша жухлой травой, добрался до пригорка с тремя соснами на вершине и свернул к уходящей за горизонт линии ЛЭП. Возле железной мачты гнил остов старого автобуса, в ста метрах левее, прямо посреди заболоченной низинки, вросла в землю длинная бетонная труба. Я знал, что внутри неё находится один из немногих безопасных пространственных пузырей в Зоне. Выход из этой аномалии открывался как раз неподалёку от научного городка.
Под ногами зачавкала сырая земля. Болотистая почва налипла на подошву таким толстым слоем, что стало трудно идти. Я остановился, чтобы заготовленной заранее палкой хоть немного счистить с обуви грязь. Пока удалял липучие остатки гниющей растительности с одной ноги, другая по щиколотку ушла во вспухающую пузырями жижу. Пришлось постараться, чтобы освободить ногу из сочно хлюпающей ловушки. Больше я решил не испытывать судьбу, и, когда с трескучим шорохом вломился в растущие перед трубой камыши, мои армейские ботинки напоминали безразмерные валенки – так много на них налипло чёрной вонючей дряни.
Пузырь радужной плёнкой переливался почти в самом конце трубы. Оставляя за собой неопрятные следы, я добрался до аномалии и едва ли не со вздохом облегчения ввалился в неё.
Переход занял доли секунды, это как из одной комнаты уйти в другую: ещё недавно я находился в тёмном чреве бетонного сегмента канализационного коллектора, как вдруг оказался на поле, недалеко от увала с тощим перелеском на гребне. Резкая перемена освещения ненадолго дезориентировала меня, так что я не сразу среагировал на новую опасность. Только привычка стрелять на слух спасла от неминуемой беды.
Услышав сбоку оглушительный рык, я мгновенно присел. Автомат будто сам скользнул в руки из-за спины, планка предохранителя с щелчком ушла в положение автоматического огня, а указательный палец лёг на спусковой крючок. «Калаш» заговорил лающими очередями.
Противником оказался молодой сушильщик. Пущенные вслепую пули оторвали ему щупальца и так разворотили нижнюю часть головы, что она превратилась в сплошное кровавое месиво.
К счастью, родичи дохлого кровопийцы находились на склоне длинного холма и были заняты стычкой со сворой дирижёра. В свите мутанта-псионика осталось всего лишь три истерично визжащих пучеглазки. Остальные слуги – с десяток «слепышей» и два мутохряка – покоились в траве, зияя глубокими ранами на боках.
Один из сушильщиков, рыча, подскочил к ближайшей мутосвинье, замахнулся когтистой лапой и начисто снёс ей башку.
Товарки погибшей ещё громче заверещали, но, ведомые чужой волей, бесстрашно бросились на второго монстра. Тот выглядел не очень хорошо: перебитая в локте рука плетью волочилась по земле, а из разодранного бедра торчал обломок кости. Тем не менее монстр самостоятельно ковылял, вернее, пытался прыгать на одной ноге. Замысел дирижёра провалился: недавний убийца мутосвиньи бросился на выручку раненому собрату и, словно вихрь, разметал остальных мутантов.
В голове прозвучало: «Помоги!» Псионик явно почувствовал родственную душу и, понимая, что ему не справиться в одиночку, решил использовать последний шанс. Я усмехнулся: «Вот оно – моё будущее: чужой для людей, свой для мутантов. Что ж, не всё Болотному Лекарю с тварями дружить, надо и мне к этому делу приобщаться».
Первым делом я взял на прицел здорового сушильщика. Он только что выпустил кишки одной из двух оставшихся пучеглазок и ринулся к другой. Автомат отстучал короткую очередь. Пули вонзились в бок монстру, когда он взмахом когтистой руки лишил чернобыльскую хрюшку большого глаза. Визг частично ослепшей мутосвиньи наложился на хриплый рёв мутанта. Кровопивец, присев, резко развернулся, раскинул руки, растопырил щупальца в крике. Чуть склонив дынеподобную голову набок, он бросился ко мне.
Я перекатом ушёл в сторону, снова вскинул автомат и высадил в приближающуюся тварь весь магазин. Свинцовый рой опрокинул мутняка наземь. Урод по инерции прокатился на спине, с корнем выдирая ногами траву, и замер, подрагивая щупальцами. Я быстро перезарядился и, держа вампира на прицеле, приблизился к нему.
Бешеная регенерация на глазах заживляла вспаханную пулями грудь мутанта. Свежая розовая плоть с едва различимым шипением нарастала губчатой массой поверх рваных пулевых отверстий. Глаза монстра забегали под закрытыми веками, конечности задёргались, пальцы рук вонзились в землю. Я не стал ждать, когда он полностью придёт в себя, приставил ствол к его голове и тремя выстрелами снёс половину черепа.
Пока я разбирался с одним сушильщиком, псионик занимался другим. Обычно ходячие пиявки устойчивы к пси-воздействию дирижёров, но потеря крови и сильные физические повреждения сыграли свою роль: суггестору удалось добить смертельного врага серией мощных ментальных ударов. Дирижёр справился с подранком ещё до того, как я пристрелил своего сушильщика. Когда я добил тварь, псионик уже ковылял по склону увала.
– Хоть бы спасибо сказал. – Я закинул автомат за спину и двинулся к лагерю учёных.
Чувство неясной тревоги охватило меня на ближних подступах к городку. Обычно здесь слышались скрип несмазанных петель, гулкий стук закрывающихся дверей и торопливый топот чьих-то ног, а из установленных на крышах однотипных домов «матюгальников» то и дело звучали объявления с требованиями к лаборантам перейти из одного корпуса в другой или явиться к такому-то учёному. Сейчас, кроме заунывных завываний ветра, сердитого грая ворон и лая «слепышей», ничто не нарушало покой пасмурного дня.
