обратное ему, его изнанка, отрицательная проекция великого объединяющего – враги быта. В данном конкретном случае – крысы.
Их было много. Вернее, сказать «много» – мало чего сказать. Ничего не сказать. Их была тьма. Их была тьма-тьмущая. Тьма несметная, тмутараканья. В смысле тараканов тоже была тьма, но это другая, не столь жизненно и метафизически мощная проблема. С тараканами, бывало, больной, свободный от школы, оставляемый дома родителями один, я забавлялся всевозможными способами. Они заселяли нашу квартиру тоже в количестве прямо необозримом. Вполне возможно, даже наверняка, многократно превышающем всех прочих звериных и человеческих обитателей наших мест. Но, во-первых, они неизмеримо меньше и пугливее. Во-вторых, их дьявольско-метафизическая укрепленность в тайнах мироздания и отрицательная энергетическая заряженность несравнимо ниже. Хотя не без этого. По вечерам они вылезали из всех мельчайших пор бытия, многослойно покрывая горизонтальные и вертикальные поверхности кухни. Сидя друг поверх друга многими этажами, они пошевеливали усами с тихим характерным шелестом. При включении разоблачающего их света они простодушно и самозабвенно бросались наутек. Тут же пускали воду, которая стремительно смывала их, уносила в неведомые подземно-канализационные дали инобытия. Мы губили их без страха, увлеченно, нещадно. Наиболее яростные, потеряв всякую чувствительность, попросту давили их голыми пальцами. Немногая жидкая коричневатая консистенция, таившаяся в их сплошь хитоновых панцирях, разбрызгивалась, усеивая поверхности стен. Однако же все тараканоборческие потуги были бессмысленны. Скорость их умонепостигаемого размножения намного превышала ежедневные потери в живой силе и технике. То есть там, где раздавливался один, тут же нарождались трое. В борьбе не проглядывалось просвета. Но лишь до той поры, пока некий ученый, по силе таланта вполне сравнимый с прочими тогдашними титанами науки – Курчатовым, Ландау, Королевым, Капицей, Келдышем и пр., не изобрел спасительное средство. Естественно, изобрел он его не для нас. Интересы отечества и страны стояли для него, как тогда для всякого, на первом месте. А тараканы, следует вам знать, твари почти фантастические. Они выживают в пирамидах, в соплах самолетов, в серной кислоте, во всем подобном жизненепереносимом для любого другого нормального существа. И вот эти твари стали проедать кабели новейших дорогостоящих синхрофазотронов, предназначенных для производства нашего передового оборонительного ядерного оружия. Ни руководство, ни вся страна, конечно, не могли больше переносить подобное непотребство и прямое вредительство. Перед группой ученых в одном секретном академическом научно-исследовательском институте поставили конкретную ответственную задачу. Они с ней успешно справились. Потом это страшное тараканоуничтожительное оружие по случаю попало и к нам. Оно представляло собой некий род нейтронного поражения, не трогавший ничего из видимого окружения. Даже наш кот спокойно и с неким видимым наслаждением слизывал поверхности, покрытые страшноватым белым порошком. Тараканов же поражало в самое сердце. Вернее, прямо-таки на генетическом уровне, передаваясь из поколения в поколение, навсегда уничтожая весь их вид, имевший благородную многомиллионолетнюю историю. Скоро тучи их бродили, слабо перебирая паутинными ножками, покачиваясь из стороны в сторону, не обращая своего обычно страстного внимания на разбросанные вокруг крошки. Впрочем, тоже смертельно отравленные. Через некоторое время мы просто сметали их обычным веником в ведро и выбрасывали на ветер без всякого сожаления, с некоторым даже торжеством. Их сухонькие шкурки летали по городу, вызывая першение в горле и жуткую слезоточивость в воизмещение нашей бесслезной злорадной жестокости. Тут следует заметить, что подобным же образом, ну с некоторыми соответствующими поправками, развивалась и драматическая история нашего взаимоотношения с клопами. Все это случилось в одно время. Бесчисленные враги разом обрушились на нас со всех идеологических и жизненных сторон. Но мы выстояли. И я среди них.
Однако по малолетству и неосмысленности, оставаясь дома в одиночестве, я затевал с тараканами странные и сомнительные игры. По вполне понятной причине идеологической и нравственной цензуры, ничего не зная про богатую традицию подобных, описываемых как реакционные забав, я изобретал все заново. Но, естественно, ввиду общности антропологических оснований, я изобретал практически все то же самое. Я выстраивал пластилиновые стенки, потом выпускал на беговые дорожки тараканов, до того хранимых и подкармливаемых всякими листочками в специальных пластилиновых же клетках. Я сгонял спичкой со стенок нерадивых, пытавшихся улизнуть. Самых удачливых же и добросовестных в поощрение подкармливал сладкими крошками от пирога или конфет.
Но крысы – это совсем другое. Крыс было не пересчитать. Их стада издавна заселяли просторные межэтажные переборки и искрошившиеся пустоты толстенных стен старых домов. Они жили там поколениями, уходившими в глубь веков, порождая новые несметные пометы, должные прорваться в далекое неведомое будущее. Породу они являли наиаристократичнейшую, шедшую, сказывают (а у меня нет оснований не доверять), от фараоновых крыс Древнего Египта. Знания их были неисповедимы, противостояние им бессмысленно. Они все время замышляли и свершали там нечто таинственное. Из-за перегородок, отделявших их от нас, раздавались слабые, как бы даже печальные, притворно-элегические признаки жизни. То там скребся кто-то, то тихо печально посвистывал. То, как бы конфузясь, горестно вздыхал, даже захлебывался. От невозможности понять, локализировать эти звуки и шорохи становилось безумно тревожно. Вдруг неожиданно, непредсказуемо, разом все это с диким шумом и визгом, леденящим не только детские неподготовленные души, бросалось в одну сторону, производя мерзкое шелестение многочисленных мелких цепких лапок по каким-то там поверхностям и удары тяжелых литых телец о балки и выступы. Более всего ужасали, приводили прямотаки в ступор мучительные, никчемные, непонятно откуда являвшиеся внутренние попытки идентификации с ними. То есть представление себя в виде такой вот волосатенькой пулеобразной плотной тушки, несущейся во тьме, пребольно ударяющейся о разные выступы и углы, как мне самому беспрерывно случалось стукаться полупарализованной коленкой о различные стулья и сундуки заставленной, перенаселенной нашей мелкой коммунальной комнаты. По ночам они появлялись на людской территории. Явления их происходили бесшумно. Внезапно скосив глаза, вы обнаруживали одну из них или нескольких застывших либо перемещающихся с непредсказуемой скоростью в непредсказуемых направлениях. Они не стеснялись. Они знали свою правоту и силу. Перебегая же, переползая нас, спящих, временами они застывали, внимательно
