нечувствителен к смерти. Но Остроумовская являлась крупнейшей в Москве. Соответствующим случалось количество умиравших в ней. Оно поражало воображение неподготовленного. Но мы были не только подготовленные, но и привыкшие. Собственно, ко всему уже привыкшие. Умерших не успевали хоронить. Их просто стаскивали к забору, который с обратной стороны подпирался нашим домом. Вернее, крепкий, уверенный, он сам подпирал несколько уже пошатывающийся от проведенных в этом мире годов наш и еще несколько соседских домов. Говорили, что по халатности или какой-то невменяемости, повсеместно распространившейся тогда на медицинский персонал, да и на все бессознательное население Москвы, к забору стаскивали вполне еще живых. А может быть, даже наверняка, в этом таился осмысленный дьявольский замысел. Тела не зарывали, а просто легко присыпали землицей. По ночам воздух оглашался странными звуками и призывами на помощь. Некоторые, в непонятной, непостижимой смелости взобравшиеся на верх забора, видели, как из погребальных ям высовывались растопыренные руки. Следом, к своему ужасу и шевелению волос на голове, они замечали, как странные, почти бесплотные фигуры, выкарабкавшись, шаря вслепую по воздуху, разбредались в разные стороны. Они выбирались за пределы больничной территории и заполняли город. Их встречали уже в Александровском саду, на Волхонке и на Пречистенке. На улице Горького и на шоссе Энтузиастов. На Автозаводской и в Кузьминках. Скорее всего, многие из них были из других больниц, наполненных уж вовсе бессмысленным, безответственным персоналом или прямыми вредителями и таинственными инсинуаторами. Постепенно сам этот невменяемый персонал вытеснялся недохороненными или перехороненными. Они проникали повсюду, подчиняли своей воле редких оставшихся в различных учреждениях и предприятиях. Неподдающихся же, неподвластных, не могущих им подчиниться по какой-либо причине или психосоматической специфике, либо по метафизической предопределенности, мертвые вытесняли за пределы своего обитания. Ходить днем твердой, уверенной походкой стало как-то неприлично. А потом просто опасно, так как сразу выдавало не прошедших магическо-погребальную инициацию. Уже весь город заполнился полулевитирующими наклоненными фигурами, так как оставшиеся нормальные, насколько могли, старались воспроизводить подобные полуполеты, чтобы не быть обнаруженными. Но, естественно, мгновенно распознавались по способу своего искусственно имитируемого скольжения над землей, не умея превзойти угол в 20 градусов относительно вертикали стояния. Превышая ее, они просто падали и под невнятный то ли смех, то ли бульканье почти горизонтально подлетевших новых обитателей города были уличаемы. Вслед за этим они мгновенно исчезали. В результате всего вышеописанного мертвые проникли в святая святых – медицинский персонал Кремлевской больницы. Тут-то в последнем решительном укрытии некогда мощной непобедимой жизни, питаемой из самого космоса, они были полностью изобличены в своей заразительной, засасывающей недосмерти и антижизни. Из оставшихся нормальных, горящих страстью возмездия организовали специальные безжалостные истребительные отряды. Вооруженные огнеметами, своими стремительными рейдами по всей Москве и ее окрестностям они почти мгновенно освободили город от нечисти. Это происходило как раз в описываемое мной время.
Конечно, я понимаю, что в подобное трудно поверить. Да я и сам не верил. Мне рассказывали, я верил. Но потом я все-таки не верил. Гораздо позднее мне как-то на улице показали одного подобного. Он действительно шел весьма странным способом и выглядел мертвецки белым. Приблизившись, я почуял ужасающий спиртовой запах – он был просто пьян. Но мне объяснили, что по нынешним временам открыто появляться подобным существам весьма небезопасно, посему они для маскировки принимают различные обличья – то пьяных, то больных, то местных сумасшедших. Что же, вполне возможно. Чтобы обнаружить их истинное лицо, надо следить за ними достаточно длительное время. Для этой цели организовано специальное подразделение в структуре КГБ. Оглядевшись, мы заметили нескольких как бы незаинтересованных молодых людей в штатском, медленно, неотступно следовавших за нашим персонажем. Они подошли к нам:
– Вы что тут делаете?
– Просто мимо проходили.
– Вот и проходите. Проходите себе мимо, – говорили они, подозрительно наклоняя свои лица к нашим, внимательно всматриваясь в глаза, что-то определяя по ним.
– Проходите. Быстро проходите, – и поспешили за подозрительным. Последовать за ними и проследить финал этого события мы не решились.
Особенная активность данного подразделения проявилась во времена Михаила Сергеевича Горбачева и Егора Кузьмича Лигачева – были такие. Очевидно, проделав немалую аналитическую и оперативную работу, секретные службы пришли к определенным выводам. Агенты хватали людей на улице прямо пачками. В основном все субъекты притворялись, косили под пьяных – от них разило спиртным, они почти не стояли на ногах, небритые лица были многажды разбиваемы от бесчисленных падений и соприкосновений с жестким асфальтом. Да, плохо было пьяным в те времена. Дабы усложнить нечисти возможность мимикрировать под пьяных, резко повысили цены на спиртное, сократили время и места его продажи. Я никогда не пил и с некоторым отстраненным удовольствием следил за всем подобным.
Ну, да ладно. Я совсем не о том. Я, собственно, о деревянном доме моей бабушки. В свое время он целиком принадлежал их семейству. Ее отец был из немецких инженеров, призванных в дореволюционную Россию еще до Первой мировой войны способствовать подъему русской национальной промышленности. Потом во время и после революции многажды обысканный в поисках якобы запрятанных драгоценностей и золота, перекроенный дом заселили различным народом, половину которого составляли бывшие члены безумно разросшегося семейства. Мой дальний родственник, рыжий, достаточно наглый мальчик, не произносивший ни одной согласной, кричал с нашего общего двора на второй этаж своему, полностью покоренному им дедушке:
– Еуа, ай оаы! – что значило: «Дедушка, дай колбасы!»
– Сейчас, миленький, – отвечал дребезжащий голос.
