– И что ты собираешься с этим делать? По голове меня стукнешь? Давай-давай, а я погляжу. Да я тебя на обе лопатки положу, если только попробуешь. Я вот сейчас Лиру пристрою и переломаю тебе руки – посмотрим, как ты тогда будешь грести в своем чертовом каноэ! Тихо, тихо, малышка, не надо плакать! Элис просто немножко вышла из себя из-за этого вот куска дерьма – и совсем не из-за тебя, моя радость! Поставь уже эту треклятую табуретку, где она стояла, крыса ты помоечная! Я еще не закончила кормить ребенка. И дров в огонь подбрось. А потом держись от меня подальше.
Малкольм сделал, как было сказано. Когда Элис уселась и снова сунула соску в рот Лире, он сказал:
– А теперь сама подумай, что произошло прошлой ночью. У нас не было никакого выбора. Мы просто не могли поступить иначе. Нам пришлось прийти в «Форель», но они заперли все двери, потому что думали, что я у себя, наверху, в безопасности. И не слышали, как мы колотим в дверь. Идти нам было больше некуда, и спастись – негде. Оставалось только каноэ. Нам оставалось только забраться в него и…
– Заткнись и прекрати трепаться. Я должна подумать, что делать дальше.
– Мы не можем оставаться тут, он нас найдет…
– Я сказала, умолкни!
Что-то побежало струйкой у него по лбу и дальше, в правый глаз. Это оказалась кровь: царапины снова открылись. Он промокнул кровь носовым платком, все еще мокрым, как и все остальное, и ушел в кладовку.
– В конце концов она бы все равно догадалась, – прошептала Аста.
– Да, но…
– И мы знали, что она взорвется.
– Гм-м.
На самом деле их обоих это потрясло. Гнев Элис был страшнее мертвой женщины в воде… Страшнее даже, чем мысль о Боннвиле.
Малкольм повернулся к полкам, но сосредоточиться так и не смог. Мысли его бурлили, будто паводок, думать о том, что отнести в каноэ не получалось.
– Мы должны ей объяснить, – тихонько сказал он Асте.
– Думаешь, она станет слушать?
– Ну, пока у нее Лира на руках…
Он нашел бутылку апельсинового сока и открутил крышечку.
– Это еще зачем? – рявкнула Элис, когда он протянул ей сок.
– Завтрак.
– Засунь это себе в задницу.
– Просто послушай. Дай мне объяснить.
Она свирепо зыркнула на него, но ничего не сказала.
– Лира в опасности, где бы она ни была, – продолжал Малкольм. – В Оксфорде уж точно. Даже если монастырь уцелел и монахини живы, есть, как минимум, две стороны, которые попробуют добраться до нее. Во-первых, Боннвиль. Я не знаю, чего именно он хочет, но он стремится заполучить Лиру. Он жестокий и сумасшедший. Он бьет своего деймона, гиену. Наверняка это он сломал ей ногу, так что она теперь хромает. Мы не можем позволить ему схватить ребенка. А еще есть…
– Служба защиты детства, – подсказала Аста.
– Да, Служба защиты детства. Ты сама слышала, когда я рассказывал о них маме. И твой деймон…
– Да, – сказала Элис. – Эти сволочи…
– И есть убежище для ученых. Все, как я говорил тебе ночью.
– Ну, да. Если только это правда. И если мы сумеем добраться назад, в Иордан-колледж, по такой воде. И они все равно нас туда не пустят. Прекрасная идея, ничего не скажешь.
– Но есть еще лорд Азриэл, ее настоящий отец. Помнишь, я тебе говорил? Он противостоит ДСК и совершенно точно любит Лиру. Вот я и подумал, что мы должны отвезти ее к нему, потому что больше никто не сумеет ее защитить. Служба защиты детства снова придет в монастырь, а монахини будут заняты ремонтом и уборкой и не смогут как следует за ней присматривать – даже сестра Бенедикта. И еще этот Боннвиль… Он… он страшный. Он совершенно с катушек слетел. Может наброситься на нее в любой момент. А сестра Катарина просто возьмет и выдаст ему ребенка.
Элис задумалась.
– А твои мама с папой? – спросила она. – Почему они не могут за ней присмотреть?
– Да они по горло заняты трактиром. К тому же, ДСК может заявиться снова. Знаешь мистера Боутрайта? Джорджа Боутрайта?
– А он тут при чем?
– Они пришли как-то вечером и попытались его арестовать. Он дал им отпор, когда остальные даже не пытались. Но от ДСК защиты нет. Если они задумают обыскать трактир от подвала до крыши, они это сделают, и никто их не остановит. Ну, и про Лигу святого Александра тоже забывать не стоит.
