– Тут вообще-то не сказано, что оно все в блестках.
– Возможно, оно каждый раз разное. Оно трепетало и светилось. Спорим, то, что вызывает северное сияние, вызывает и мерцающие кольца!
Одна мысль о том, что то, что находится у него в голове каким-то образом связано с далеким небом над Северным полюсом, внушала Малкольму чувство собственной исключительности и даже благоговейного ужаса. Асту все это не убедило, но сам он был просто в восторге.
Наутро Малкольму не терпелось поскорее выйти на улицу и рассмотреть каноэ при свете дня, но папе как назло понадобилась помощь – прибрать в баре после многолюдного вечера. «Прекрасной дикарке» пришлось подождать.
Малкольм сновал между залом и кухней, хватая столько бокалов, сколько мог унести за один раз, или цепляя по четыре кружки на одну руку – по кружке на каждый из трех пальцев, и на последние два – еще одну. Обычно он просто сгружал их для Элис на стойку в судомойне и молча уходил, но сегодня почему-то задержался и подозрительно уставился на нее. Элис была необычно рассеянна и словно о чем-то думала. Она то и дело смотрела по сторонам и даже покашливала, будто хотела что-то сказать, но потом отворачивалась обратно к раковине и исподлобья взглядывала на Малкольма. Его так и подмывало спросить: «Да что такое-то? Что случилось?» – но он прикусил язык и не спросил.
Когда мама вышла из кухни, Элис посмотрела ему прямо в глаза и спросила вполголоса:
– Эй, ты же знаешь монахинь?
Малкольм так удивился, что не сразу ответил. Он только что подхватил шесть кружек, чтобы отнести назад, в бар, но вынужден был поставить все обратно.
– Которые в монастыре? – спросил он.
– Конечно. У нас других не водится.
– Ну, есть и другие, в других местах. А что?
– Они за ребенком присматривают?
– Ага.
– А ты знаешь, чей это ребенок?
– Знаю. И что?
– Ну, один человек… ладно, потом договорим.
Мама снова вошла на кухню, и Элис опустила голову и снова занялась посудой. Малкольм взял бокалы и понес в зал. Отец читал газету за стойкой.
– Папа, – спросил Малкольм, – как ты думаешь, будет наводнение?
– Что, люди об этом вчера толковали? – поинтересовался отец, закрывая спортивную страницу.
– Ага. Мистер Аддисон говорил, что не будет, потому что воздух с севера идет сухой и солнце будет светить целый месяц, а мистер Твигг говорил, что его бабуля…
– Я бы на твоем месте не беспокоился. Как там твое каноэ? Ма говорила, вчера вечером к нам заглядывал какой-то цыган.
– Помнишь лорда Азриэла? Я давал ему свое каноэ, и тот человек его вернул.
– Не знал, что он с цыганами дружит. Зачем ему понадобилось твое каноэ?
– Да вот, покататься хотел. Сплавал вверх по реке под луной. Очень он это дело любит.
– Вообще-то, не всем людям стоит доверять. Хорошо еще, что ты свою лодку назад получил. С ней все в порядке?
– Лучше прежнего. И еще, па… Цыган сказал, что после того солнышка будет еще больше дождей, а потом самый большой потоп за последние сто лет.
– Что, правда?
– Он велел предупредить тебя. Потому что цыгане умеют читать знаки в воде и на небе.
– Ты предупредил вчера тех парней?
– Нет, потому что они уже хорошенько хлебнули и вряд ли стали бы слушать. Но тебя он велел предупредить.
– Цыгане – водный народ… Это стоит знать, хотя бы чтобы обдумать на досуге. Но принимать их всерьез не стоит.
– Он очень серьезно говорил. Может, нам приготовиться на всякий случай?
Мистер Полстед задумался.
– И то верно, – сказал он. – Прямо как Ною. Как думаешь, мы с ма влезем с тобой в «Дикарку»?
– Нет, – твердо сказал Малкольм. – Лучше отремонтируйте пант[18]. И, может, маме стоит хранить муку и прочее тут, наверху, а не в подвале.
– Хорошая идея, – сказал отец, снова утыкаясь в газету. – Вот сам ей и скажи. Ты в Зале-на-Террасе прибрал?
– Как раз туда иду.
Мама вошла в бар и завела с отцом разговор об овощах. Малкольм забрал стаканы из Зала-на-Террасе и поспешил обратно в кухню.
– Так что там с тем человеком? – спросил он Элис.
