о боли, но и еще о чем-нибудь.
Глаза девушки расширились, едва ослепительный свет обнаружил пустоту в том месте, где раньше билось человечье сердце. Магия, исходившая от маленькой окровавленной ладони, была подобна очагу, что зимою согревает озябшего путника. Магия успокаивала, как созерцание заснеженной равнины. Во взгляде своей несостоявшейся жертвы Кэль прочел: «Я всё поняла про тебя, я всё знаю». Ох, если бы он только умел попросить ее о помощи!
– Что она с тобой сделала?
Кэль не знал слов для ответа.
Он вдруг сообразил, что всё еще распинает девушку на земле. Что причинил ей боль, стиснув запястье.
Что охотился на нее, как на зверя.
Стыд обжег его, словно в горле застрял раскаленный уголек. Лицо вспыхнуло. Кэль не решался взглянуть девушке в глаза. Что он наделал?
«Прости».
Слово появилось в его мозгу, но губы и язык не слушались, как ни силился Кэль произнести извинение вслух.
Девушка вздрогнула, словно он ударил ее, и отняла ладонь от его груди. В тот же миг обрушилась боль, заставив Кэля скорчиться, сложиться пополам.
Боль. Бесконечная агония и убежденность, что единственный способ освободиться – это вырвать сердце девушки.
«Не делай этого».
Голос, тихий и твердый, проник в разум Кэля, осветил тропку в непроглядном тумане.
Кэль поднял взгляд.
«Ты меня слышишь?»
Девушка смотрела так, словно ждала ответа. Словно для нее самым обычным делом было посылать сигналы в чужой мозг.
Драконье сердце заполнилось яростью, ошейник зашептал: «Убей, убей». Девушка должна умереть.
Или не должна?
Ее ладонь снова легла Кэлю на грудь. Боль сразу отступила, и тепло, ничего общего не имевшее с драконьим пламенем, разлилось по всему телу.
«Так лучше?» – спросила девушка.
«Да».
Кэль не произнес, а подумал это слово. Но девушка поняла.
Ее глаза смотрели ему в лицо.
«Во что ты превратился?»
Кэль уронил голову. Он превратился в хищника. В лютого зверя. Он теперь – пламя, и кровь, и гибель. Слов у него не было, но образы, полыхавшие в его мозгу, всё объяснили девушке.
«Нет, ты не такой. Ты не зверь».
Девушка медленно села, снова вгляделась в его лицо.
«На самом деле ты вовсе не хочешь причинять мне боль».
А ведь и правда. Голос так отчетливо звучал в разуме Кэля, что казался маяком, способным вывести его из пучины мучений.
«Где Джин и Трагг?»
Имена были знакомые, но память Кэля давно раскололась на множество кусочков, и Кэль не знал, куда втиснуть эти два – «Джин» и «Трагг».
«Они – твои друзья. Джин – девушка, красивая, отважная и упрямая. Трагг – парень. Он слишком много болтает, однако готов жизнь за тебя положить. Ни Джин, ни Трагг не покинули бы тебя по своей воле».
Кэль совсем один. Кэль – пленник собственного расколотого разума.
Пленник ошейника, который наполняет тело болью, а разум – гнусным шепотом. Как только девушка снимет ладонь с его груди, боль и туман вернутся.
«Это ошейник тебя мучает? Это ошейник велит убить меня?»
«Да».
«Наверное, она заколдовала ошейник».
Девушка, не дотрагиваясь до ошейника, стала внимательно его рассматривать.
«Наш обман не удался. Она нашла другой способ заставить тебя выполнить ее волю».
Она. Кто – она? В памяти всплыла женщина, красивая и хрупкая, как фарфоровая кукла.
«Ирина».
«Ирина». Кэль произнес это имя мысленно и понял: да, хрупкую красавицу зовут Ириной. Имя заполнило пустоту в груди, ошейник же послал в тело новую порцию боли.
