— Не могу не согласиться, — фыркнула Рейчел и вышла из комнаты, даже не оглянувшись.
Я услышал, как она поднимается наверх. И вскоре оттуда раздался смех: моих сына, дочери и жены. А я продолжал в одиночестве сидеть на диване.
Я тоже мог бы присоединиться к ним. Они бы с удовольствием приняли меня, и позволили разделить их веселье. Мне не стоило постоянно ввязываться в споры с Рейчел. Все эти мысли копошились в моей голове, но я упорно оставался сидеть на диване. Вечер шел своим чередом, со всеми его изъянами и недостатками, как будто небесный сценарист диктовал нашу историю сверху, и этот сценарий, признаться, мне не очень нравился.
Родители рассыпались по школьному спортзалу, занимая удобные места перед импровизированной сценой. Джейк с Максом, наравне с сотней других четвероклассников и пятиклассников, собирались попробовать свои силы в ежегодном шоу талантов. Я мог бы и не присутствовать там: многие мамы и папы не пришли, но мне было интересно посмотреть, как будут выступать наши дети.
Когда наступил их черед и два друга появились на сцене, я в волнении передвинулся на край скамейки. В черных костюмах, как будто они собирались на свадьбу, и в черных очках в тяжелой оправе, Джейк с Максом вышли на середину сцены, держа в руках гитары, которые Джейк и Лэйни получили в подарок на Рождество. Зазвучала песня из сериала «Сыромятная плеть», и они стали открывать рты в такт словам, изображая при этом игру на гитаре. Но где-то примерно на середине песни музыка вдруг оборвалась, и ребята в растерянности переглянулись. И неожиданно зазвучала песня «Карман, полный солнечного света» в исполнении Наташи Бедингфилд. Тогда приятели отложили гитары в сторону и принялись вытворять нечто невообразимое, импровизируя на ходу. По правде сказать, представление было на этом закончено, и Джейк с Максом просто дурачились. Я слышал, как дети за кулисами смеются и зовут их обратно. Учителя, казалось, ничего не имели против замены сценки из классического вестерна на образец современной поп- культуры.
Я же из последних сил старался не расхохотаться. Это может показаться невероятным, но я не имел никакого отношения к их номеру. Я даже не знал, почему ребятам вдруг пришла в голову такая идея. Их креативность, надо признаться, впечатлила меня. Сами ли они организовали это шоу или им помогли учителя, я все равно считал, что они — большие молодцы.
Когда выступление закончилось, я пробрался в холл в ожидании, пока друзья выйдут. Я рассматривал плакат, осуждающий хулиганство, который висел рядом с правилами посещения школы посторонними лицами, и, как водится, размышлял о жизни. Выглянув на парковку, я увидел поток родителей, которые сновали туда и обратно, забирая своих детей после школьных мероприятий.
Поведение родителей со времен моего детства сильно изменилось, я уж не говорю о том, какой грандиозный размах приобрела нынче внеклассная работа. Теперь в школах есть столько разных кружков и секций: по легкой атлетике и спортивным играм, шахматный и театральный, есть клуб любителей «Лего», организации скаутов и факультативы по иностранным языкам.
Наблюдая за копошением родителей, извлекающих своих детей из школьного улья, я вспоминал собственное детство. Моя мама вышла на работу, когда я учился в начальной школе. По утрам мы вместе выходили из дома, и я шел к соседям, где и сидел час-полтора в ожидании школьного автобуса. Меня сажали у телевизора, но не разрешали переключать каналы, и вместо «Тома и Джерри» и прочих мультиков я каждое утро смотрел выпуск новостей. Поэтому я хорошо помню кризис, разразившийся после захвата заложников в Иране, и арест Уэйна Уильямса, серийного убийцы из Атланты. Тогда же всю страну, если не весь мир, потрясла история Адама Уолша.
Я хорошо помню, как впервые услышал про него: это случилось незадолго до моего десятилетия. Адам Уолш, мальчик всего на пару лет младше меня, был объявлен пропавшим без вести. Все лето я слышал только обрывочные сведения о нем, но не мог не заметить, как сильно изменилось поведение моих родителей. Теперь мама не разрешала мне отходить от нее ни на шаг, когда мы ходили по магазинам. Папа подозрительно следил за любым незнакомцем, проходившим мимо нашего дома, хотя раньше такое поведение показалось бы невежливым. Правда, дети по-прежнему носились ватагой по округе, и я продолжал ходить в бассейн с сестрой, а потом все на некоторое время вернулось на круги своя.
Но вот начался учебный год, и я опять оказался перед телевизором, каждое утро созерцая новости.
Ужасные детали гибели мальчика, которые с экрана телевизора дикторы повторяли снова и снова, потрясли мою детскую душу. Например, рассказ о том, что голова ребенка была отрезана (после смерти, по утверждению ведущего). Еще помню, как один репортер упоминал о людоедстве. В глазах десятилетнего мальчика шокирующие подробности выглядели еще страшнее.
В течение долгих месяцев и даже лет журналисты не оставляли в покое эту историю, кружа вокруг нее, подобно шакалам.
Адам Уолш пропал в универмаге. Мать оставила его возле игровых автоматов, где он наблюдал за игрой других, а сама зашла в соседний отдел. Она отсутствовала не более шести минут. Это стало известно благодаря охраннику, который разогнал детей и выпроводил их на улицу. Я думаю, что эти шесть минут изменили мир. Мысль о том, что они могут потерять ребенка в течение такого короткого времени, засела глубоко в сознании родителей. Этот страх со временем становился все сильнее.
Насилие случалось, безусловно, и до истории с Адамом Уолшем. В этом нет никаких сомнений. Но ни один случай до этого не был так подробно описан и изучен в мельчайших подробностях, по крайней мере, мне не удается припомнить ничего похожего. Мне кажется, именно он послужил отправной точкой для сначала ежемесячных, потом — еженедельных, а впоследствии и ежедневных историй об убийствах, издевательствах, изнасилованиях,
