однажды этот дар ей пригодится, чтобы выжить в прямом смысле слова.
Сама она побег не потянет. Да, у нее тренированное тело, да, она умеет остановить разгорающуюся истерику, да, она может быть гением самоконтроля. Но силы, с которыми столкнул ее этот остров, слишком масштабны для всех этих навыков. Она пропадет. Если не объединится с этим человеком.
Жизнь Романа являла собою коктейль из самопреодоления, страсти и попыток доказать окружающим, что намерение всегда превыше обстоятельств. Он был рожден с даром преодоления дозволенных границ, стремления к взятию вершин. Его амбиции всегда были намного объемнее его возможностей, наверное, именно эта внутренняя сила и позволила ему, мальчику из обычной московской семьи, отвоевать себе место под солнцем. Когда он был ребенком, родные не понимали, откуда у него, сына советских инженеров, такие взгляды на мир. Пытались Роману крылья подрезать, искренне веря в то, что таким образом помогают ему, наивному романтику, не разбиться о суровую реальность. «Однажды у меня будет дом с дворецким и двумя бассейнами», – говорил он, а мама умилялась его богатой фантазии. «Однажды я брошу к вашим ногам весь мир – вы будете путешествовать на яхтах, проводить отпуск на красивейших островах и есть на золотых тарелках», – обещал он, а отец только со вздохом качал головой.
Их семья жила в небольшой двушке, в хрущевке на окраине Москвы. Они никогда не бедствовали, но кусок хлеба добывали с трудом. И мать, и отец хватались за любую подработку. Помимо основной работы в НИИ, родители переводили статьи и книги, давали частные уроки немецкого, иногда вели документооборот небольших кооперативных фирм.
Детские фантазии Романа всех умиляли, но по мере его взросления начали раздражать. Родителям казалось, что сын их не от мира сего. Слишком многого хочет от жизни, возомнил, что в его жилах течет голубая кровь, не имея на это никаких объективных причин.
Первый серьезный скандал случился после отчисления Романа на первом же курсе института.
– Мать ночами пахала, чтобы оплатить твоих репетиторов, а ты вон как! – орал отец. – Не понимаешь, что ли, что тебя в армию теперь заберут?!
– Ну и что, – пожимал плечами Роман. – Армия всего два года, институт – четыре. Мне не хватает спортивной подготовки. Занятия отнимают всё время. Это обдуманный поступок, так будет лучше для меня. А высшее образование в наше время никому не нужно.
– А что потом? На завод пойдешь работать? Или дворником?!
Мать хваталась за сердце, отец пытался схватиться за ремень.
Но Роман поступил по-своему. Отслужил, вернулся совсем другим – крепким, загорелым, похудевшим. Взгляд у него стал серьезным, ни следа мягкости и детской наивности. Его любимым девизом были слова: «Если хотя бы у одного человека это получилось, то и я смогу».
Роман не был наивным фантазером – вся его жизнь была подчинена движению вперед, к мечте. Казалось, он вообще никогда не отдыхал, каждый его день был распланирован поминутно. Он много читал – несколько книг в неделю, самостоятельно изучал высшую математику – для тренировки ума. Минимум два часа в день уделял развитию тела. Китайская гимнастика боевых монахов, бег, отжимания и подтягивания, обливания ледяной водой – в любую погоду, при любом самочувствии. Он впервые попробовал алкоголь, только когда заработал свой первый миллион.
Со стороны казалось, что ему сопутствует вечная улыбка Фортуны, что он поймал «зеленую волну» и скользит по ней точно опытный сёрфер. На его пути попадались нужные люди, он умел случайно оказаться в «правильном» месте и в толпе выбрать именно тех людей, которые впоследствии становились душой его очередного проекта. Через три года после армии, когда его однокурсники только получили диплом, он уже купил отдельную квартиру, разъезжал по городу на хорошей немецкой машине и заставил родных прикусить язычки, поверить в него, считаться с его словами. Он не собирался на этом останавливаться, в его планы входило завоевание не одного города, пусть и такого жестокого, как Москва, а целого мира.
И детские обещания он выполнил еще до того, как ему исполнилось тридцать. И дом с дворецким с двумя бассейнами у него был, и солидные банковские счета, и даже золотую посуду для родителей – неудобную, но куда уж деться от сентиментальных воспоминаний – он купил. Конечно, из нее никто не ел. Драгоценный сервиз хранился под стеклом, как трофей, и стал одной из семейных легенд.
Роман точно знал, что победителями становятся не те люди, которые никогда не падают, а те, которые умеют подняться после падения.
Поэтому и будучи запертым в клетке, он не потерял самообладания, не пытался бежать впереди паровоза. Жуткая смерть Яны ненадолго выбила его из седла. Даже в самом страшном сне ему не могло привидеться, что однажды он станет свидетелем обезглавливания девушки, которую еще несколько дней назад обнимал. Он понимал, что любые резкие телодвижения приведут к тому, что он окажется на месте Яны.
Марии часто снился один и тот же повторяющийся кошмар – будто бы покой ее глубокого сна нарушает прикосновение чужих бесцеремонных рук. Ее грубо трясут за плечо, потом за волосы стаскивают с лежанки и куда-то волокут. Во сне у Марии волосы почему-то длинные и рыжеватого оттенка, как у прерафаэлитских муз. Крики, пахнет горелым деревом, краем глаза она видит, как пламя пожирает крыльцо ее дома. Марию волокут по улице прямо в светлой ночной рубашке, и она едва успевает перебирать босыми ногами, царапая и обдирая их о камни грубой мостовой. Треск факелов, пронзительные вопли, свист, искаженные яростью лица ее соседей. Во сне Мария точно знает, что ее тащат, чтобы убить, растерзать. «Ведьма!» – кричат вокруг, и она чувствует на своем лице кариозный смрад чужого тяжелого дыхания. Она видела сырой подвал с каменными мокрыми стенами, чувствовала холод влажного земляного пола, слышала громкие голоса дознавателей, даже, кажется, успевала рассмотреть их спокойные восковые лица. Мария ясно видела толпу, собравшуюся на рыночной площади, и наскоро сколоченный деревянный постамент, в центре которого возвышался обугленный столб, от которого исходил запах расплавленного человеческого жира. Грубые веревки впились в кожу на ее запястьях. Страха
