— Ты не поверишь, — сказала я, — но меня зовут Рания. Рания Ас Суад Ат-Тен.
— Почему я не должна верить?
— Потому что это имя подходит мне примерно так же, как рождественская гирлянда майскому дереву. Мои приемные родители — пакистанцы.
— А ты? — спросила Олга.
Я пожала плечами:
— Понятия не имею. Моя история — ложь, замешанная на обмане.
— Сожалею, — вздохнула она, и я почувствовала, что соседка говорит вполне искренне. — У меня в семье тоже все несладко, но, по крайней мере, я верю, что отец меня любит. И мама, по-своему.
— Тогда почему ты здесь? — удивилась я. Может, я чего-то не понимаю, но мне казалось, что здешний контингент — либо сироты, либо, как я, усыновленные.
— Отец пропал, — пояснила Олга, — от него уже год ни единой весточки. Тетушка говорит, что у него новый роман и я ему больше не нужна, а мама всегда в разъездах, я ее месяцами не вижу.
— Паршиво, — машинально сказала я и испугалась, что могу этим шокировать девушку, но та только кивнула:
— Да, и не говори. Наташа пыталась найти информацию про отца, но пока ничего не нарыла.
Наташа? Какая такая… а, еще один псевдоним Нинель, наверно. Интересно, как ее на самом деле зовут?
— Если отец опять женился, должны же были об этом хоть где-нибудь сообщить! Мой отец — Август Рекс.
Мне это имя ни о чем не говорило, и Олга объяснила:
— Неужели ты никогда не слышала? Август Рекс, лауреат «Оскара», режиссер-документалист. «Смерть на ладони», «Дети войны», «Наркоторговля: взгляд изнутри».
На миг у меня перед глазами появилась ехидная, как мне показалось, рожица моей рыси, затем в голове что-то щелкнуло, и в памяти всплыло нужное воспоминание…
Мы с моим тогдашним бойфрендом в его студии, на старом диване перед головизором, а перед нами в уютных креслах — манерный ведущий ток-шоу и мужчина лет сорока-пятидесяти. Мужчина хорош собой, он красив немодной ныне, мужественной красотой. Поверх глаз — едва заметные дорогие имплантаты, выполняющие роль очков, видоискателя робокамер и приемника изображения от беспилотного разведчика, — полезный, но очень дорогой девайс, имеющийся у топовых репортеров ведущих каналов и нескольких самых продвинутых режиссеров.
— Скажите, — спрашивает ведущий, — вам никогда не бывает страшно? Я понимаю, что вы не держите камеру, когда снимаете бой наркоторговцев с полицией или ребенка, играющего на минном поле, но вы ведь все равно рядом, на переднем крае…
— И часто куда ближе, чем вам по ту сторону голоканала кажется. — Мужчина улыбается, улыбка у него приятная. — Марк, радиус действия дроид- камер — семьсот ярдов, но я стараюсь находиться ближе. Считаю нечестным оставаться в безопасном месте, когда герои моих фильмов рискуют жизнью.
— Кто это? — спрашиваю я.
— Август Рекс, — отвечает мой бойфренд. — Охрененный дядька, я ходил на его «Смерть на ладони». В голотеатре, понятно, по гэвэ[53] все не так, а там — реально, будто сам на войне побывал. Взрывы, ошметки мяса, кровища… а когда мне в ногу пуля попала…
— Какая пуля, что ты гонишь? — удивилась я.
— Так я ж был в голотеатре имени Елизаветы II, — пояснил бойфренд. — Там все эффекты, включая тактильные.
В ареале головизора как раз зашла речь об этом.
— Знаменитый момент с ранением, — спросил ведущий, — это ведь не спецэффект, то есть вы действительно…
— Я об этом тысячу раз говорил, — без тени раздражения ответил Август. — Я снимаю в «сенсорном мешке», и все, что вы чувствуете во время сеанса, — мои собственные переживания. Никаких спецэффектов! Шрам от той шрапнели могу продемонстрировать, равно как и два десятка других, полученных в процессе съемки.
— Зачем? — ужаснулся ведущий. — В смысле, вы ведь можете убрать все эти шрамы… Вы из естественников?
— Я не осуждаю точки зрения естественников и бодипозитивщиков, — ответил Август (я фыркнула), — но и не разделяю их. Как видите, я пользуюсь имплантатами, и если меня покалечит, моя страховка покроет расходы на восстановительную терапию…
— Легко рисковать здоровьем, когда у тебя в кармане восстановительная страховка, — сказала я, выключая гэвэ.
— Тебя когда-нибудь ранили? — спросил мой бойфренд. Я отрицательно покачала головой. — Вот, а его ранили, и я сам это почувствовал. В кино боль от ранения сильно смягчают, но даже после этого некоторые затребовали робоколяски, чтобы добраться до такси. Представляешь, что он чувствовал?
