– По мне, так башку открутить и кинуть туда, откуда вылез, – сказала Алина. – Пускай себе плывет.
Фатима согласно кивнула.
– Я думаю, нам какое дело? – быстро сказала Катя. – Это охотников работа. Приедут и спросят – тогда и скажем. А не приедут, значит, и не особо ищут его. Пойдет потом, куда хочет.
– Ты не думай, что это только к тебе здесь такое отношение, – сказала Галка парню. – У нас с пришлыми всегда одинаково. Слишком уж много разных людей через реку путешествует, – она посмотрела на Григория: – Не надо сюда охотников, и так сами опять пожалуют.
Григорий сдвинул густые брови, задумчиво глянул в окно. На дворе Зоя Ивановна, босая, зато с покрытой платком головой, выпустила гусей, и те шумной драчливой толпой рванулись на волю, запылили по дорожке. За ними напряженно наблюдала с привязи у соседнего крыльца Малинка. Маленькая лисица, еще кутенок, была гусями и щипана, и бита, только все не оставляла попыток поохотиться.
Придет осень, и из тех гусей, что пустят под нож на зимние запасы, пятую часть отдадут охотникам. И с урожаем огородным так же, и с рыбой из реки, да не всей, а только той, что в пищу пригодна, и с платой за переправу. Тянет охотничья дружина кровь с земли, которую стережет. Ресурсы, людей вот тоже ей подавай, в обслугу, да и не только. Потом будет зима, холод, бескормица…
– Вот что, – сказал Григорий. – Судна мы тебе, конечно, не дадим никакого, но и на заставу весточку посылать не станем. У нас здесь порядки простые: хочешь уйти – выметайся со двора, хочешь остаться, пока ковылять тяжело, – оплатишь постой работой. Если говно какое-нибудь сотворишь и смотаешь удочки, наши ходоки тебя и под землей отыщут, ты даже не смотри, что это девки. Я достаточно доходчиво объясняю?
– Вполне.
Ночи становились длиннее, белесая полоса песка на соседнем берегу реки таяла, потом и вовсе скрылась под водой. Понтоны, в середине лета прочно стоявшие на неровном дне, теперь поднялись, закачались от налетающего ветра. И течение реки пошло живее, значит, в горах уже прошли первые дожди, скоро на равнине тоже станет сыро, а дороги превратятся в жидкую топь.
Но пока случались еще солнечные дни. В один из них, заряжая на крыльце потрепанную жизнью винтовку перед дежурством на речке, Катя взглянула на открытую дверь сарая с разложенным на сене одеялом, развешанные на просушку штаны, перепачканные илом и грязью, выложенный под стенкой огородный инвентарь на починку, и подумала, что как-то незаметно чужак задержался на хуторе. Можно сказать даже, почти своим стал. Вроде сначала порывался уйти, потом за любую работу браться стал, дяде Григорию и деду Андрею вовсю помогать.
Вот и теперь мужчины готовились навести постоянную переправу, а пока только баркас ходил от берега к берегу, обслуживая первых путников – предвестников большого сезонного движения по равнине. Были среди них челноки, на своем горбу прущие неподъемные баулы с разнообразным барахлом, отряды ходоков из дальних рейдов, посыльные с хуторов и аулов.
Катя вышла на береговой выступ, с которого хорошо просматривалась вся переправа, села на рассохшуюся скамью рядом с Галкой.
– Там обед уже готов, Зоя Ивановна с огорода всех позвала.
Григорий бряцал и звенел чем-то в бытовке. По берегу, радостно тявкая, носилась Малинка, задрав пушистый хвост, прыгала на качающиеся по ветру метелки травы, как на норовистую добычу. Дед Андрей, а с ним и Ясень, забравшись по пояс в воду, искали и конопатили щели в покрытых рыжими потеками бортах понтонов. Ясень давно сбросил рубаху, пересеченная парой старых шрамов спина покраснела от солнца.
– А он вроде ничего так, да? – сказала Галка, глядя вниз и будто ни к кому не обращаясь.
Она тяжело вздохнула и откинулась назад, упираясь ладонями в край лавки, задрав лицо к солнечному небу. Винтовку Галка уже оставила, прислонила к колену в предвкушении отдыха.
– Только уйдет, наверное.
– С чего? – удивилась Катя.
Галка пожала плечами:
– Сам так сказал. Он ведь – из кочевых, что ему у нас тут делать, на одном месте? Степняки к холодам уходят куда-то, вместе зимовать. Как думаешь, а что, если попро…
Над рекой разнесся дикий вопль, и эхо подхватило его, понесло швырять по берегам. Инстинкт действовал прежде разума. Катя вскочила боком, перехватывая винтовку за цевье, прижала приклад к плечу, повела прицелом, просматривая берег и качающуюся от ветерка зелень. Коротко дернула стволом вниз, сняла с предохранителя и потянула затвор. Снова подняла оружие. Среди листвы метнулось что-то, тут же вновь исчезло из вида.
Мужчины встрепенулись, поспешили на берег, увязая в липком иле. Дядя Григорий выглянул из бытовки, чертыхнулся, заковылял к домам. Лисица Малинка, став мгновенно очень толстой и круглой из-за вздыбившейся от ужаса шерсти, опрометью бросилась в кусты.
– Люу-у-уди! Убива-а-ают!
Галка вприпрыжку неслась вниз по склону. Отпихнув с пути Ясеня, стремящегося первым добраться до оставленного на берегу дробовика деда Андрея, она вскочила на понтон, подняла оружие, с тревогой разглядывая противоположный берег.
– А-а-а-а!
