– Здеся! – крикнула в ответ Лиза.
– В дом иди, чего лазишь по кушерям!
– Ну, Ка-а-ать… – затянула Лиза с уже знакомыми нудными нотками.
– Ничего, – сказал Ясень и подмигнул. – Это она вредничает. А ты в другой раз приходи, я как раз историй навспоминаю.
– Лиза! – опять крикнули сверху.
– А когда приходить?
– Когда хочешь. А лучше – как стемнеет, и в хате спать лягут. До ветру выйдешь, и приходи, я тебя ждать буду. Только старшим не говори, заругают, небось.
И подмигнул. Лиза подмигнула в ответ, поскакала по лесенке наверх, не оборачиваясь, но широко улыбаясь. Ясень медленно поднялся следом. Катя встретила его неприветливым настороженным взглядом.
– А куда вам это мясо? – поинтересовался он, усаживаясь рядом. – Оно же фонит, небось, как печенка моего папаши, который в день Звезды в Кубань занырнул.
– На охоту. По ловушкам разложим, крови нальем. Но сейчас рано, нужно, чтоб стухло немного.
– Кого бить собрались?
– Да всяких. Осень скоро, вся нечисть к теплу потянется и к переправе – на запах людей и скотины.
– И кто охотиться будет, неужели опять бабье? Как ты вообще из этой дуры палишь? У тебя же не плечо, наверное, а сплошное синячьё!
– Не подходи к ней, – неожиданно сказала Катя.
– Чего? – удивился Ясень.
– Ты слышал. Даже не смотри в ту сторону, она уже просватана, весной заберут ее отсюда. Случится что – жених тебя за муди подвесит.
– Вот как даже? Это он, выходит, продукты вам возит, вон, даже мука есть – это ж надо, пшеницы нет почти, а мука у вас есть! И тряпье ей, бусы всякие. Кто ж этот жених?
Катя молчала, глядя с берега вниз, на искрящуюся в лучах речную воду.
– Сандро, – сказала она наконец.
– Есаул Сандро? – ошарашенно переспросил Ясень и присвистнул, и засмеялся. – Да он же почти старик! Теперь понятно, чего вы ее так бережете. Дорогой товар, штучный?
– Ага, а ты давай порасскажи, как и с кем нам здесь жить. Нашелся специалист по семейным делам. Не нравится – ты тут все равно никто, вали, откуда появился.
Ясень вскочил и навис над ней. Несколько мгновений Катя смотрела ему в потемневшие глаза.
– И чего? – спросила она.
Молча развернувшись, парень быстро пошел прочь.
Ночи стали холоднее, по поднявшейся в русле воде поплыли сухие листья. На равнине, в качающемся на ветру сухостое, виднелись последние отчаянные клочки пробившейся зеленой травы. Как всегда, по смене погоды дядя Григорий слег, мучаясь болью в давно отнятой ноге.
В доме Курдюковых, хоть название хаты и было давно лишь условностью, потому что жильцы ее носили разные фамилии, и ни один из них не был родственником сгинувшему пару лет назад последнему Курдюкову, стали плохо спать. Больной стонал во сне, от его сильного голоса казалось, что в такт начинают позвякивать стаканы и рюмки в шкафу. В темноте на дворе тявкала Малинка, успокоилась лишь перед самым рассветом.
От стука промаявшаяся всю ночь бессонницей Катя открыла глаза, поднялась с расстеленной на лавке постели. Приоткрыла дверь, выглянула.
– Катюша… – взволнованно бубнил стоявший на крыльце дед Андрей. – Поди сюда, помоги мне, а? Там малому худо, прикорнул, я все добудиться не могу…
Катя накинула куртку поверх халата, сунула ноги в обрезанные резиновые сапоги, поплелась за трясущимся от волнения дедом Андреем. Река под обрывом была накрыта туманной дымкой, призрачные белые клочья ползли вниз по течению, перехлестывали через край обрыва и таяли на траве. Вдали ритмично чирикала какая-то ночная птица.
– Петька! – позвал дед Андрей. – Ну чего ты, Петька! Говорил же, холодно уже, неча на дворе спать…
Мальчик неподвижно лежал в траве. Катя, как завороженная, подошла ближе, наклонилась и уставилась в белое, словно светящееся в сумерках лицо. Глаза были открыты и смотрели в небо, на виске чернела глубокая рана.
– Вишь, совсем малой сдурел, – сказал за спиной дед Андрей. – Ты его потолкай, може, у тебя получится…
Катя попятилась и, запнувшись, с коротким вскриком полетела на землю. Ладони увязли в чем-то липком. Оттолкнувшись ногами, девушка отпрянула и тут же крикнула снова. Рядом с ней, среди высокой пожухлой травы, лежала лисица Малинка со вспоротым брюхом.
