Голос она узнала, хоть и не ожидала услышать его здесь и сейчас. Совсем близко кто-то с громким щелчком перезарядил ружье.
– Я – человек, не стреляй, – громко сказала Катя.
Стало тихо, потом тот же голос неуверенно переспросил:
– Это ты, что ли?.. Помоги!
Яростно ломая ветки, Катя двинулась вперед.
Ясень стоял на ногах нетвердо, поэтому привалился спиной к посеревшему от времени обломку старого дерева. Руки, сжимающие оружие, крупно дрожали. Куртка на боку была разорвана и пропитана кровью, которая продолжала течь, несмотря на неловко прижатую тряпку, пропитывала штанину и капала на землю.
– Где Лиза? – спросила Катя.
– Как хорошо, что это ты… Видела их? Помоги мне перевязаться, а? Смотри, как порвали…
– Говори, где она!
Побелевшее от потери крови лицо Ясеня исказилось в непонятной гримасе. Он попытался поднять ружье, но Катя оказалась рядом раньше, схватилась за ствол и рванула в сторону. Старый дробовик, принадлежавший когда-то деду Андрею, а потом перешедший к Пете, описал дугу в воздухе и с треском затерялся в кустах.
– Ты не понимаешь! – вскрикнул Ясень. – Они здесь где-то ходят! Что ты сотворила! Как же мы теперь…
Он попытался кинуться на нее и сорвать с плеча ремень с оружием. Катя отступила, и Ясень повалился на землю. Стиснув зубы от ярости, Катя пнула его в разорванный бок.
– Где она?!
Ясень заорал, потом заскулил.
– Я не хотел… понимаешь?.. Но их было… так много… А она испугалась, побежала…
– Где?
– Там… на берегу…
Лиза и в самом деле нашлась у самой воды. Девушка скорчилась за корягой, словно пыталась спрятаться, измазанные в крови обрывки пестрого платья были разбросаны вокруг, качались в мутной жирной пленке, покрывающей береговую кромку. Растрепавшаяся коса зацепилась за сук, и тело так и осталось сидеть с запрокинутой головой, и даже не подходя ближе, можно было понять, что от лица у Лизы не осталось ничего.
Катя подумала, как она сейчас завернет то, что осталось от девушки, в одеяло, как понесет ее на руках к Алине, а потом они вдвоем поплетутся на хутор, надеясь, что дни и ночи будут достаточно холодными. С телом путь займет много времени, в это время девочка Лиза, которую они берегли всей своей большой семьей, будет разлагаться. А потом они принесут ее и покажут… матери, деду Андрею, бабке Джанэ, дяде Григорию, Зое Ивановне, Даду, Галке, Фатиме… Что им сказать? Они вернули им Лизу?.. К горлу подступил липкий ком.
– На что ты надеялся? – ровным голосом спросила Катя у остановившегося где-то за спиной Ясеня. – Она же тепличная совсем была, куда ты ее хотел отвести, украв из дома, убив ее брата?
– А сам он… – устало сказал Ясень. – Ведь просил по-хорошему ключи отдать. Все остались бы живы, все счастливы… Там, ниже по течению, лагерь есть, у самых аулов. Скоро они снимутся и пойдут на зимовку. И мы бы с ними… Ей хотелось стать свободной, я ей рассказывал… У нас – не то что на этом вашем бабьем хуторе!
– Конечно, именно о ней ты только и думал.
Кажется, Ясень рассердился и даже попытался что-то сказать. Успел набрать в рот воздуха, чтобы ответить ей. Но стоящая к нему спиной женщина внезапно развернулась, и приклад ее винтовки врезался ему в челюсть. Оглушенный ударом, Ясень повалился на спину.
Катя присела, спустив с плеч тощий походный мешок, достала со дна моток веревки. Ясень захрипел, попытался отползти.
– Ты не бойся, я тебя убивать не стану. Просто отправлю туда, откуда ты к нам вылез…
На дворе, в густой и беззвездной осенней ночи, не смолкали крики Тамары. Катя лежала на тюфяке, пряжка пояса больно впивалась в живот, но сдвинуться сил уже не было. Кто-то вошел в сторожку, присел на корточки рядом, у изголовья.
– Ты как? – усталым голосом спросила Галка.
– Жить буду, – ответила Катя, прислушиваясь к чему-то скользкому и липкому, давящему на горло изнутри.
Отвратительное ощущение не исчезало второй день. С тех самых пор, как она последний раз видела Лизу, погребенную теперь в норе на берегу реки. И Ясень тоже был с ней рядом, их разделяла только пара десятков шагов и кромка воды.
– А…
– Нет, через плотину не переправлялся никто, наверное, другим путем ушли, – сказала Катя, и в ее словах не было ни капли лжи.
– А может, оно и к лучшему? – шепотом спросила Галка. – Хоть землю посмотрит, а то здесь у нас – тоска смертная, или старик ее этот дома запрет и
