попробовал пошевелить конечностями и понял, что движения даются ему с большим трудом.
Чучуна был рядом.
Охотник медленно повел головой. Да, вон там, возле леса, шевельнулось что-то большое и темное. Потом от деревьев отделилась фигура и медленно двинулась в сторону охотника. Уйбаан ощутил силу зверя – парень не мог пошевелиться, и сознание стало затуманиваться, точно он проваливался в сон. Охотник надавил на «стальной зуб» и поморщился – железный клин впился в десну, вспыхнувшая боль отогнала дурман, не давая зверю овладеть его разумом.
Чучуна идет медленно – шагнет и снова встанет, слушает. Уйбаан поразился его размерам – этот был куда крупнее всех предыдущих и более осторожный. Снова накатила невидимая атака зверя, и охотник сильнее нажал на «стальной зуб», морщась от боли. Скоро, уже скоро. Слышно, как хрустит снег под огромными лапами. Крутятся снежинки вокруг исполина, и Уйбаану кажется, что во тьме глаза зверя горят красными огоньками. Вот уж он совсем близко – высится над Уйбааном молчаливой горой. Огромная мохнатая рука коснулась плеча парня, и на охотника навалилось беспамятство.
Не было ни ночной пурги, ни мороза, ни зверя. Уйбаан вдруг увидел солнечный день, изумрудную зелень и блестящую воду Улу. Там, где берег плавно сбегал к воде, на песке сидела светловолосая девушка и полоскала белье. Охотник залюбовался ею: длинные русые волосы, простое платье, тонкие белые руки. Девушка внезапно обернулась к парню, и на ее лице расцвела улыбка. Уйбаан запомнил Олю именно такой: простоволосой и красивой. И там, в видении, все было хорошо, словно ничего и не произошло.
Нет! Молчи, булчут, нечего твари лохматой знать, что в душе у тебя творится. Чучуна ведь только и ждет, чтобы твое слабое место найти. Молчи, охотник, о своем горе, о своей слабости. Не дай гадине твои мысли услышать. Иначе не воротиться тебе домой, к жене и детишкам. Помни о долге, да о «стальном зубе». И молчи!
«За мою Оленьку, тварь!»
Неимоверным усилием челюсти сжались, и «стальной зуб» впился глубоко в десну. Дикая боль, казалось, пронзила все тело, отогнала морок. Исчез ясный летний день, и охотник снова ощутил холод зимней ночи. Почувствовал, как скользнула вниз по рукаву сталь.
«Получай!»
Уйбаан ударил снизу вверх, и отточенная пика вошла в грудь зверю, точно туда, где находится сердце. Чучуна громко заревел, и охотник почувствовал, как невидимые путы спали с конечностей. Но не успел шагнуть назад. Сильнейший удар свалил его с ног, левое плечо и грудь взорвались нестерпимой болью. Пика вылетела из рук и нырнула в пушистый снег. Уйбаан судорожно пошевелил языком во рту и не обнаружил «стального зуба». Видно, от удара выскочил – да где же сыщешь его в снегу? Перевернувшись на спину, охотник увидел, как чучуна рухнул на колени и, рыча, пополз к нему. Парень словно ощутил дыхание смерти, и на него накатила волна животного страха. Рука непроизвольно метнулась в сторону и нащупала что-то твердое.
Лыжи. Их носы, усиленные железом и обитые стальным листом, были похожи на острия ножей. Резво вырвав из-под себя лыжину, Уйбаан со всей мочи ткнул чучуне в морду. Снежный человек схватил охотника за ногу и заревел. Второй удар пришелся чуть ниже, в самую шею. Зверь всхрапнул и отпустил охотника. Превозмогая себя, парень поднялся и глянул сверху вниз на поверженного врага, вытаскивая тяжелый нож. И застыл, не веря ушам.
Чучуна говорил человеческим голосом. Охотник видел, как медленно открывается пасть зверя, видел громадные окровавленные клыки, различал слова. Кружились в диком танце снежинки, подвывал ветер, а Уйбаан слушал хриплый голос снежного человека и чувствовал нараставшую слабость.
«Молчи, тварюга проклятая! Обманываешь меня снова, морочишь голову. Только заговори с тобой – и останешься тут, в снегу лежать. Не верю тебе, погань. Нет уж, моя взяла. Хочу еще дочку понянчить, Матвейку охотником вырастить. Хочу вашего брата пикой своей колоть».
Ярость всколыхнулась со дна души и выплеснулась наружу. Нож рассек ночной воздух и вошел точно в черный глаз чучуны. Тварь дернулась в последний раз и замерла. Обессилевший охотник рухнул на волосатую тушу, и мир перед глазами померк.
…Уйбаан чувствовал теплые лучи солнца и прохладную воду Улу. Вода обтекала его нагое тело, даря умиротворение. Русоволосая девушка ударила ладонью по водной глади, и в воздух взметнулись брызги, искрящиеся на солнце. Парень рванул вперед и обхватил хрупкое девичье тело, чувствуя под тонкой намокшей тканью платья нежную кожу. Ему не хотелось говорить, он хотел просто смотреть в ее глаза и радоваться.
– Молчи, охотник, – шепнула девушка и поцеловала парня в губы.
Уйбаан не знал, сколько длилось забвение. Когда он очнулся, все было кончено. Из-за туч выглянула луна, осветив окровавленный снег и тушу мертвого зверя. Парень тяжело выдохнул, попытался подняться, но тотчас же увяз в снегу. Тело почти не слушалось, конечности повиновались плохо. Охотник вдруг понял, что его колотит озноб. Вот он, еще один поверженный зверь, очередная зарубка на пике. Уйбаан пока не отошел от схватки, не ощутил вкус победы. Осознание того, что он одолел чучуну, придет позже.
«Волкам будет чего погрызть сегодня ночью», – улыбнулся Уйбаан. Выдернул из-под трупа зверя поломанную лыжину, в бледном свете луны приметил пику, торчащую из снега. То, что потерялся «стальной зуб» – не беда, выточит новый. А перед глазами все еще стояли картины прошлого. Нужно чуть-чуть постоять на морозном воздухе – пусть холод отрезвит, прогонит воспоминания. В них много радости и много боли. Пускай теперь они уходят.
Все, хватит! Молчи, память.
Все тело Уйбаана ныло, губа кровоточила, сердце заходилось в груди. Парень сделал шаг, и острая боль пронзила тело. Охотник стиснул зубы и едва
