«Боится. Не выйдет из него разведчика», – машинально отметил отец без особого сожаления. А вслух сказал:
– Давай еще постоим немножко. Очень уж погода хорошая.
Мальчику явно хотелось поскорее в убежище, но он не смел ослушаться. Стоял, держа отца за руку, пугливо озираясь на черневшие в лунном свете кусты. Когда налетал порыв ветра, они шевелились, как живые, – словно тянулись к нему.
– Пап, а кто все эти дома построил? – мальчик обвел широким жестом высокие здания красного кирпича, темневшие пустыми провалами окон.
– Савва Морозов, – отец говорил отрывисто, словно каждое слово давалось ему с трудом. – Это фабрики старой корпуса. Он чуть ли не полгорода построил – и фабрику, и больницу, и школы.
– А это ему на Холодильнике памятник стоит?
– Нет, там памятник Кирову.
– А Киров тоже дома строил?
– Нет, он боролся против таких, как Савва Морозов.
– Понятно, – вздохнул мальчик, хотя чувствовалось, что ничего ему не понятно. – А на Холодильнике что было?
– Там хранили рыбу, мясо, мороженое.
– А мороженое – это что?
– Это похоже на то, как баба Клава зимой молоко замораживала с малиновым вареньем.
– Вкусно было! А я уже давно молока не пил.
Отец снова вздохнул. Мальчик не унимался.
– Пап, а скоро наши за грибами пойдут?
– За грибами далеко идти. И опасно.
– Это потому, что в лесу кикиморы живут? – спросил мальчик. – И женщина в зеленом?
– Поменьше слушай бабьи разговоры. Самый страшный зверь в лесу – человек.
– А не волки? Пап, а куда Шарик делся? Волки съели?
Отец молчал.
– А то ты бы мог с Шариком пойти. Набрал бы грибов, и был бы у нас опять вкусный суп, почти как на прошлой неделе. Тогда был с мясом и с косточками. Пап, а откуда мясо взялось? Ты кролика подстрелил?
– Кролика, кролика, – невнятно пробормотал отец, потирая грудь. – Откуда им тут взяться-то, кроликам, – проворчал он себе под нос, – давно уже всех переловили. Теперь мы прямо как те корейцы. А скоро и крыс всех подъедим.
– Пап, а может, Шарик просто убежал? Может, он скоро вернется?
Отец молчал.
Затих и мальчик, но его хватило ненадолго.
– Пап, а знаешь, мы с Васькой нашли железные ворота запертые, а за ними старый-старый поезд с красной звездой.
– Я тебе говорил, что нельзя из убежища уходить без спросу?
– Это потому, что в Усаде цыгане живут? Они детей воруют?
– Кто тебе сказал такую чушь? Нет там цыган.
– А Петровна говорит, что есть.
– Они раньше там жили, а потом, после Катастрофы, ушли.
– А куда? В Москву?
– Не знаю. Может, и в Москву.
– А за железной дорогой кто живет?
– Это не цыгане, это мусульмане. Они нам овощи приносят иногда.
– Пап, а когда я еще подрасту, мы пойдем в Москву?
Отец вздохнул.
– Зачем?
– Вдруг там тоже люди живут?
– Не думаю. Там, наверное, вообще одни развалины.
– Значит, там много всяких припасов осталось. Дядя Саша говорит, что когда станет нечего есть, надо идти в Москву.
– Глупости. Далеко слишком. Не дойдет туда никто.
– Пап, а мама нас видит оттуда, сверху? Как ты думаешь?
– Видит, конечно.
