тушняка хватит на год, и от меня в кои-то веки отстанут с дурацкими поручениями. Смогу наконец заняться настоящим сталкингом, а не добычей хавки и книг. Ведь вокруг так много неизведанного и неизученного… Острова, речные порты, промзоны, дальние хутора, секретные заводы и бункеры… Точно, надо идти! Благо от Алабинской километров пять всего. Но топать самому не вариант – в домах и узких двориках засела нечисть, а на набережную без танка лучше вообще не соваться.
Спрятал листок в карман – и домой. Вручив рюкзак с книгами дозорным, расписался в журнале и прямиком в бар «Крайний выход» – уютную берлогу для своих. Демон бы побрал Савву с его дебильными законами. Все под роспись: кто куда пошел, во сколько пришел, что принес, какое задание взял на завтра. Долбаная бюрократия. Впрочем, на Безымянке еще хуже. Гоп-стоп на входе, гоп-стоп на выходе, гоп-стоп везде, где только можно. А можно, собственно, везде. Еще и в рабство угонят.
– Михалыч! – окрикнул бармена.
Тощий парнишка махнул в ответ. Вот же ирония – прозвать Михалычем безбородого сопляка, не нюхавшего ни пороху, ни бабу. Что поделать – работа важная, ответственная, вот и кличка под стать.
– Михалыч, плесни самогоныча.
Сидящие за стойкой сталкеры ехидно захихикали. Паренек покраснел и тихо хлопнул передо мной стопариком. Первая рюмка после ходки – за счет городского бюджета. Хоть какой-то плюс от бумажной волокиты.
– Кобру видел?
Бармен покраснел еще гуще. Все знали, как он страдает от безответной любви к грубой жгучей девушке, которую не укротил даже я.
– Недавно вернулась, – пробубнил он. – Вроде дома сейчас.
– А Пахом?
– В загуле. Минут двадцать назад ушел.
– Не в шпалу хоть, надеюсь?
В ответ Михалыч ухмыльнулся:
– Не-а. Но с собой литру взял. Сказал, не в настроении сейчас, при всем честном народе. Душа уединения просит.
– У Пахома? Душа? Ну, это он загнул! – вернул ухмылку я, про себя облегченно выдохнув – загул товарища был бы сейчас совсем некстати. – Ладно, маякни мелюзге – пусть метнутся и позовут обоих.
Парнишка кивнул и вышел на перрон, где носились стайки чумазой детворы. Молодняк, едва услышав, что помощь нужна не абы кому, а самому Ежу, тут же наперегонки помчал по указанным адресам.
Я заказал чай в пакетике и миску грибного рагу. Сыпанул на стойку горсть патронов и уселся подальше от посторонних ушей. К сожалению, у «Крайнего выхода» нет ни стен, ни укромных темных уголков. Оставалось поглубже натянуть капюшон и надеяться, что в ближайшее время не выстроится очередь из желающих пожать лапу.
Кобра пришла сразу, даже куртку не накинула. Серая майка, камуфляжные штаны, берцы и два жетона – один на шее, второй под шнурками. Когда имеешь дело с тварями и чудищами, лучше подстраховаться. Нередко от сталкеров остаются одни ботинки.
Смущенно улыбнулся и кивнул на свободный табурет. Да, она меня отшила, и шуры-муры – в далеком прошлом, но все равно вел себя, как Михалыч в присутствии валькирии. Плечистая, крепкая, с короткими черными волосами, милым личиком и до одури опасным взглядом ярко-зеленых глаз. Во многом из- за них прозвище и получила. А еще за то, что убивала так же быстро, как яд той самой змеюки. Без колебаний, сомнений и сожалений. Сколько народу с Безымянки положила – не счесть. И останавливаться не собирается. Таких кобр утихомирит только смерть.
– Чего хотел? – спокойно спросила она.
Иной от этого спокойствия напрудил бы в штаны, но я-то мускулистую красавицу знал как облупленную. Если дерзит и хамит – значит, все в порядке. Значит, контакт налажен. В других случаях за нее говорит ствол или нож.
– Мысля есть. Нашел кое-что в архиве. Пахома подождем? Он тоже в деле.
Кобра подперла иссеченный шрамами подбородок сбитым до мозолей кулаком. Стало жарко, в горле пересохло. Как бы невзначай, отвлекся на чей-то крик с перрона и хлебнул терпкий напиток.
– Великолепная тройка снова вместе, а? Как в старые добрые времена?
– Не назвал бы их добрыми… Но, в общем, да.
– Мы могли свернуть горы. Скинуть жирного ублюдка и поставить раком все метро. А ты взял и ушел.
– Была причина.
– Ну да… Любовь всей жизни не захотела осесть в крысином гнезде и плодить корм для мутантов. Ишь, какая цаца, воевать ей охота, а не пеленки менять.
Поморщился, словно зуб заныл, и процедил:
– Все уже решено. И точки над «ё» расставлены…
