магнитные держатели для ножей – на них обрезы и висят. На голову – мотоциклетную каску с забралом. Каленая стальная пластина с прорезью опускается от резкого кивка, прикрывая крепкое, но далеко не бронированное стекло противогаза. Та еще орочья инженерия, но спасала не раз.
Кто-то считает это дешевыми понтами, другие неумело подражают, но лично мне плевать на чужое мнение. Хожу, в чем хочу, а кто против – пусть в глаза скажет. Собственно, еще никто не отважился. А ханжи, шепчущиеся за спиной, всегда были, есть и будут. В старом мире, в новом… люди-то одни и те же. Древний мудрец изрек: война никогда не меняется. На самом деле меняется все, кроме людей. Еще на них время и нервы тратить.
Спутники ждали у эскалатора. Кобра сидела на поручне, баюкая на сгибе локтя «масленку» – зверь-агрегат, выточенный мной в подарок на день рождения. Округлый, похожий на шприц корпус с коротким стволом, складной приклад и прикрученные планки с канавками для всяких приблуд вроде фонарика, рукоятки, снайперского прицела и ЛЦУ из лазерной указки. Но самая важная деталь – барабанный магазин на пятьдесят пистолетных патронов. Трахался с ним полгода, доводя пружинный механизм до совершенства. Морока того стоила – не заклинил ни разу. Ну, и от красотки перепало за такой-то подгон. Если вы понимаете, о чем я. А вы наверняка понимаете. Единственный минус – стрельба одиночными, иначе – перегрев.
Пахом стоял, привалившись спиной к стене и скрестив руки на могучей груди. На плече покачивался самопальный помповый дробовик. Не моя работа, поэтому и расписывать не буду. Но вещица знатная. Тяжеленная, громкая и убойная, как сам хозяин.
Не успел поприветствовать товарищей, а из будки дежурного выскочил Барин, тараща зенки и надсадно сопя. У начальника синдром вахтера в терминальной стадии, а если учесть неодолимую тягу к бумажкам и отчетам, диагноз вырисовывается совсем тяжелый.
– И куда это вы намылились?! – гаркнул он. – Почему не доложено? С какой стати задания не взяли? Там, – кивок на гермоворота, – не курорт, просто так гулять нельзя! Все по делу и под роспись! Ишь, устроили самоуправство!
Я с самой миловидной улыбкой приобнял мужика за плечо и настойчиво отвел в сторонку. Убедившись, что никто не греет уши, тихо произнес:
– Птички нашептали, неподалеку прячется грузовик тушенки. Меньше шума – больше шансов, что его никто не спугнет. И он случайно не укатит на Безымянку. Понял?
Видели бы вы, как у алчного засранца загорелись глаза. Для жителей метро тушенка дороже золота. Хотя неудачный пример. Золото в подземке никому даром не упало. Ни на хлеб намазать, ни в гильзу свернуть. Скажу проще: тушенка для выжившего – дороже всего, ведь в дивном новом мире сдохнуть от голода куда проще, чем от пули, аномалии или клыков мутанта. Такие дела.
– Понял, Еж. Понял, – прошептал Барин. – Вопросов ноль, базару тоже. Помощь нужна? Могу ребят послать.
– Все ребята на своих местах. Пусть там и остаются. Сами справимся.
– Вот уж не сомневаюсь, – начальник осклабился. – Великолепная тройка снова в деле? Можно, мелкому расскажу? Уссытся от радости.
– Мелкому – можно. А больше – никому. По крайней мере, пока не вернемся.
– Добро. Удачи, сталкеры.
Взял под козырек и зашагал навстречу столбу света меж расходящихся с диким гулом створок.
– Видел? – тихо спросил дозорный напарника, когда мы прошли мимо.
– Угу.
– Охренеть… Вот бы сходить с ними разок.
Боец усмехнулся.
– Ходилка не выросла с великолепной тройкой шастать.
– Это верно, брат. Это верно…
Улицы встретили нас нагромождениями ржавых машин, щедро посыпанных радиоактивным пеплом. За годы с ним не справились ни ветер, ни дожди. Наоборот, проклятой пыли становилось все больше. Бомбы (не самые мощные, кстати) жахнули довольно далеко, но взрывная волна начисто слизала крыши домов и прошлась ядерным наждаком по стенам.
Краску сняло без остатка, обнажив бетон, отчего все вокруг напоминало компьютерную игрушку с заглючившими текстурами. Ну, знаете, были такие развлекухи до войны.
Серые дома, серое небо, серый пепел, серые дороги. Даже сам воздух казался пропитанным серой дымкой из-за долбаной пыли. Во все оттенки мышиного вливался только черный – вот и вся палитра. Чернели окна, арки, люки и подъезды, скрывая в темноте разномастную нечисть: именованную, изученную и ту, что стараются не поминать всуе. А тех, кто все же ляпнул невзначай или спьяну, заставляют креститься и плевать через левое плечо.
Но сталкеры здесь как дома. Нам приятна и мила повсеместная блеклость, а опасность – не более чем данность. Мы дышим, едим, пьем и постоянно висим на волоске от смерти. И жить иначе попросту не можем, как обычный человек не может не дышать, не есть и не пить.
Не знаю, откуда эта тяга к приключениям. Лучше сдохнуть в объятиях твари, чем до старости преть в мрачной вонючей норке без надежды на изменения. Мир, если и станет лучше, то точно не на нашем веку. Пройдут сотни, а может, и тысячи лет, прежде чем на руинах вырастут новые города – краше старых. Мои дети и внуки не будут бегать по улицам без респираторов и оружия. Не поедут летом в деревню ко мне, веселому дедушке-садоводу. Не набедокурят на выпускном, не поступят в универ, не оттопчут плац, не устроятся на работу в офис. Все радости былого быта – не для нас. Наша участь – бесконечная война за выживание. А от любой войны рано или поздно устаешь.
