кроватке малыша. А может, ребенка постарше и обстановку поскромнее. Откуда по нынешним временам люльки, игрушки и прочие приблуды возьмутся?
Но увиденное Карася не то что удивило, а даже чуть испугало. Полутемная комнатка была пуста. Только истершийся ковер на полу, а на ковре – все та же Арина. Она сидела скрестив ноги и медленно покачивалась из стороны в сторону, не переставая напевать один и тот же куплет. Наверное, других не знала или уже позабыла за давностью лет. На мелькнувших в коридоре людей женщина внимания не обратила.
Всякое бывает. Карась помнил, что еще в первые годы люди от пережитого с ума сходили. Только этой повезло больше, чем беднягам, за которыми некому было следить и ухаживать.
– Ариша к нам не выйдет, ей нельзя, – будто оправдываясь, говорила Маша, доставая из рассохшегося буфета тарелки и столовые приборы.
Карась подумал, что знает теперь, почему Маша так странно рассматривала Ваську. Парень родился дураком. Да и что с того – наивный, зато адекватный. Все понимает, глупостей не натворит. Сестра Маши наверняка была раньше обычной, а теперь только и остается смотреть, что осталось от некогда здорового человека. Плохо, конечно. А еще опека постоянная, как бы чего безумная не выкинула…
– Как вы тут живете? – спросил Карась. – Тяжело, небось. Ближе к людям попроще бы выходило. Или чтоб не одним хотя бы.
Покачивались огоньки двух самодельных свечек, воткнутых в горлышки бутылок из-под лимонада. Маша вздохнула, разгладила ладонями пожелтевшую скатерть. Ружье она и тут держала рядом, прислоненным к стене, будто постоянно к чему-то готовилась.
– Да, тяжело. А что поделаешь, кому сейчас легко? Столько труда в дом вложено, мы и к месту привыкли…
Карась хмыкнул. Васёк, разговором не интересовавшийся и подвоха в угощении не искавший, уже уплетал странные овощи за обе щеки.
– Я такое и раньше слышал. Ну, мол, наша земля, на ней и помрем, – сказал Карась. – А вы еще и женщины к тому же. Кто вас защитит, случись что?
Маша снова растянула губы в странном подобии улыбки.
– Когда-то нас здесь было трое, – неожиданно сказала она.
Никаких неожиданностей, подумал Карась. Двум женщинам такое хозяйство не обустроить.
– Мы с Аришей – родные сестры. А был еще брат. Старший.
Голос Маши стал тише. Она замолчала, мимоходом взглянула в окно – небо медленно темнело.
– Он все для нас делал, и по дому, и забор – его работа. Ружье добыл. Когда первые ублюдки появились, которые по домам воровали. А следом за ними – те твари, которые приходят ночью.
Слушать было скучно. Но Карась поддерживал заинтересованный вид, жевал помедленнее, чтобы не обидеть рассказчицу.
– А потом оно и случилось. Брат поселок обходил… Здесь же следить нужно все время, чтоб чисто было. И всякая гадость на территории не завелась. А она – завелась. Вернулся домой весь в крови, места на нем живого не было… Очень мучился. Тогда весна была, урожай еще зеленый, если есть вообще, жрать нечего, у нас у самих от голода башка кружилась, а тут еще Мишенька на последнем издыхании… Думали, все тогда помрем. Но мы выжили.
Даже Васёк отвлекся от тарелки и смотрел теперь на Машу, чуть приоткрыв рот. Глаза у женщины были красные, влажные.
– Мы потом опомнились кое-как, я решила, уходить надо – так тут Ариша уперлась. Не пойду никуда, и все тут! А как я тогда?
Молчали долго. Маша сидела, опустив голову и разглядывая сложенные на коленях руки. В комнате тихо пела сумасшедшая Арина. Карась задумчиво крутил в пальцах алюминиевую вилку с гнутыми зубцами. Потом шумно завозился, достал из внутреннего кармана куртки свою гордость – затертый портсигар.
– Хозяйка, где тут у тебя покурить на воздухе можно?
Нормальных сигарет в станице не видели уже лет пятнадцать. И Карась таким богатством похвастаться не мог – в раритетном портсигаре были наверченные про запас самокрутки из газетной бумаги. Из чего делался табак, курильщики предпочитали не задумываться.
Карась с Васькой сидели на лавке, посматривая на едва светящееся окошко дачной кухни. Небо уже изрядно потемнело, зелень на его фоне казалась черной. Ветер усиливался, кроны деревьев раскачивались и шумели, как ночной прибой. За лавкой, в кустах смородины, стрекотали насекомые.
– Значит, так, – пробубнил Карась, прикуривая от свечки.
С наслаждением выдохнул вонючий дым, нагнулся и поставил бутылку-подсвечник на землю. Не прикрытый ладонью огонек рванулся и погас. Карась потянулся, хрустнув суставами, и продолжил уже громче:
– Чтоб без меня и сморкнуться не смел. А как скажу «Давай!» – на тебе та баба, что в комнате. Смотри, лопух, повежливее! Ничего ей не делай, следи только, чтоб под ногами не путалась.
Васёк ойкнул от неожиданности.
– Да как же?..
Карась посмотрел на него – один черт, в темноте лица уже не видно. Ветер уносил слова куда-то к забору, слышно было еле-еле.
– Не устраивает что-то?
– Они же хорошие, – выдал Васёк первое, что пришло в голову.
