– Николаич, родной! Ну, подожди! Прошу тебя! Пару дней подожди! – казалось, сталкер готов упасть на колени.
– Чего ждать, Паша? – в голосе старосты лязгнула сталь. – Лев Георгиевич говорит, что с тем, что у него есть, он даже диагноз поставить не может, не то что вылечить их! И себя тоже, между прочим. Он говорит, что нужное ему оборудование было только в областной больнице. Ты понимаешь, что это значит? Да с тем же успехом оно может быть на Луне! Для нас это одинаково далеко. Это другой край города! Да еще и возле аэропорта. Ты сам знаешь, что «восточные» говорят про автовокзал, а больница – еще дальше.
– Но не про больницу же говорят! Я пойду! Я дойду туда и вернусь! И принесу все что нужно! Сам пойду, сам!
– Прекрати истерику! – Иван Николаевич грохнул кулаком по столу. – Не дойдешь ты туда. Даже если знать точно, что там все в порядке, – не дойдешь! Понимаешь ты это или нет?! – сменив тон, староста продолжил.
– Они ничего не почувствуют. Я все обсудил со Львом. Он что-то добавит им в еду завтра утром. И все. Они просто уснут. А потом… Потом проведем дезинфекцию.
– Люди вам этого не простят, – мертвым голосом проговорил Шуруп.
– Люди сами все решили, Паша. Пока тебя не было – было общее собрание. Твой голос бы ничего не поменял, – староста вышел из-за стола, подошел к сталкеру и обнял его за плечи. – Крепись, Павел.
– Да пошел ты! – Шуруп сбросил его руки, пинком распахнул дверь и выскочил из комнаты.
У себя в каморке он открыл шкаф, достал бутылку и, свернув пробку, опрокинул ее над кружкой. Золотистый французский коньяк многолетней выдержки, хранившийся для особого случая, с бульканьем лился в мятую алюминиевую кружку. По каморке разлился сладковатый аромат, но Шуруп его не слышал. Большими, жадными глотками осушив кружку, он, в чем был, упал на кровать, чтобы забыться тяжелым сном.
Утром группа зачистки, с самодельными огнеметами наперевес, упакованная в смоченные водой ОЗК, вошла в лазарет и в растерянности остановилась. Помещение было пустым.
Часы на руке тихо запищали, и сталкер рывком сел на кровати. Выключил будильник, помотал головой, сбрасывая остатки сна, и прислушался.
Убежище спало. Дотянувшись до фляжки, Шуруп сделал несколько глотков воды, смачивая пересохшее за время сна горло, и принялся собираться.
Осторожно, стараясь не шуметь, достал из-под кровати станковый рюкзак. Из него на кровать последовательно были выложены запасной ОЗК, потрепанный АКСУ с тремя магазинами увеличенной емкости, противогаз с набором фильтров и аптечка.
Сталкерское снаряжение по возвращении в обязательном порядке сдавалось для дезактивации, оружие хранилось в оружейке. Шурупу такой подход не нравился давно, и постепенно в его комнате собрался полный запасной комплект всего, что было необходимо для выживания на поверхности.
Сталкер внимательно посмотрел на оружие, будто что-то взвешивая. Вздохнул и продолжил сборы.
Из-под кровати появился тщательно запаянный белый пакет. Шуруп осмотрел его и аккуратно положил в рюкзак. Затянул лямки, прикрутил снаружи ОЗК, надел рюкзак на одно плечо и, взяв в руки оружие, тихо выскользнул из комнаты.
До нужного места было совсем недалеко – по меркам старого мира. По меркам сталкера, пытающегося ускользнуть незамеченным – путь был неблизкий. Он тихо ступал, мягко перекатываясь с пятки на носок, замирая и прислушиваясь.
Двадцать лет назад убежище было небольшим. Для восьмидесяти с лишним человек, успевших укрыться здесь, – и вовсе маленьким. Хотя рассчитано оно было на большее количество народу, на запертых под землей серые бетонные стены давили нестерпимо. Это потом уже началась подземная одиссея – искали входы, заложенные кирпичом, ставили временные шлюзы, проламывали проходы и шли дальше.
Когда-то все убежища завода были соединены в единую цепь. После приватизации новые хозяева постарались максимально отгородиться от соседей. Кто – кирпичом, а кто и бетоном. При этом использовать по назначению доставшуюся подземную жилплощадь они не собирались. Да и кто тогда мог подумать, что придется? Фильтры не менялись, генераторы и насосные станции, подававшие воду из скважин, вытаскивались на поверхность и продавались, гермодвери резали на металлолом. Пробившись в одно из подземных помещений, они нашли пятнадцать трупов. Люди спустились под землю, надеясь укрыться. Только им никто не объяснил, что без надежной защиты гермодверей и рабочей вентиляции под землей ничуть не безопаснее, чем снаружи.
Подземелье долго очищали, прежде чем присоединить к остальным. Но жить тут все равно никто не хотел. Потому здесь обустроили ферму. Подвесные грядки в несколько рядов, пол, покрытый грунтом, и лампы дневного света. Соляры для генераторов было много – целый состав цистерн навеки замер в ста метрах от завода, и потому на освещении фермы не экономили. Само собой, что лампы не могли заменить солнечный свет, но какой-то урожай ферма давала. С едой было бы намного хуже, если бы не счастливый случай.
Одно из убежищ, к которому вскоре пробились заводские, предприимчивые коммерсанты превратили в склад. Десятки тонн муки и круп в мешках, сложенных штабелями, отогнали начинающий уже маячить вдалеке призрак голодной смерти. Ели не от пуза, но голодающих в убежище не было.
А вот и дальнее помещение, приспособленное под лазарет. Здесь еще воняло гарью, а стены были закопчены – следы огнеметов дезинсекторов. Шуруп вздохнул. Открыл неприметную дверку за стеллажами, закрыл ее за собой. Встал на стул, снял плиту фальшпотолка, отложил ее в сторону и принялся
