вышедших из «дворцовой» хижины. Потом ему стало не до них.
Удары посыпались на Быкова со всех сторон, точные, сильные, расчетливые. Его дыхание сбилось, губа вздулась, в левой ноздре захлюпало. «Сорок пять, – доносилось до сознания Быкова издалека, – сорок шесть, сорок семь…»
«Не выстою, – понял он. – Пропущу еще несколько ударов и рухну ко всеобщему удовольствию. Не надо было соглашаться на поединок. Но и отказаться было нельзя».
Трах! В голове у Быкова взорвалась петарда.
Хлоп! В рот из желудка выстрелила струя желчи.
Клац! Зубы щелкнули во рту, наполненном солоноватой горечью.
– Восемьдесят восемь, – считала Морин. – Восемьдесят девять…
«Еще пара ударов, и я упаду, – думал Быков. – Где этот сукин сын? Врезать бы ему хотя бы разок напоследок…»
Вместо Виктора перед ним плясала смутная тень, постоянно смещающаяся из стороны в сторону, приближающаяся и удаляющаяся, вырастающая и уменьшающаяся. Попасть в нее кулаком удавалось очень редко. И все же Быков старался. Очень старался. Прилагал для этого все силы.
Бывают моменты, когда небеса словно бы испытывают нашу решимость и желание одержать победу. Нас доводят до предела, до последней черты, проверяя, не сломаемся ли, не сдадимся ли мы раньше времени. И если нет, если становится понятно, что мы готовы сражаться до конца, нам посылают помощь свыше.
Нечто в этом роде произошло и с Дмитрием Быковым.
К силуэту Виктора, наскакивающего на него, неожиданно присоединился еще один. Сознание, получившее передышку, слегка прояснилось, и сквозь туман, застилающий глаза, Быков узнал Малакалу.
Индеец, не вступая в кулачный бой, попросту сгреб Виктора в охапку, приподнял его над землей и отшвырнул прочь с такой силой, что тот, падая, сшиб подпорку под крышей хижины. На поверженного белого человека обрушился целый ворох сухих пальмовых листьев.
– Эй! В чем дело? – возмутился он, выбираясь из завала.
Вместо того чтобы ответить, Малакала снова схватил его и швырнул в противоположном направлении. Морин вынуждена была подпрыгнуть, чтобы ее не сбило с ног катящееся кубарем тело.
– Хватит! – взмолился Виктор.
Стоило ему подняться на четвереньки, как индеец оказался рядом. На этот раз Малакала ограничился тем, что толкнул босой подошвой обращенное к нему лицо.
Выказав таким образом отношение к Виктору, Малакала подошел к Быкову и заговорил с ним горячо и гневно. Индеец дважды коснулся рукой собственной груди и столько же – груди Быкова. Гостям племени не требовался переводчик, чтобы понять суть этого монолога. Все было просто. Малакала считал Быкова своим другом. Виктора же он не любил, не уважал и лишь терпел его присутствие. В подтверждение этой догадки сын вождя снова подскочил к поверженному противнику и стал пинать его, выкрикивая какие-то явно нелестные слова.
Оправдываясь, Виктор отполз подальше, вскочил и стал пятиться, лепеча:
– Почему ты так рассердился, Малакала? Мы же просто развлекались. Это дружеская игра. Скажи ему, Дима!
– Все в порядке, – заверил Быков индейца, стараясь не слишком гнусавить из-за крови в носу. – Мы с Виктором не враги.
Проворчав что-то, Малакала пошел прочь.
– Мы пошутили! – крикнул ему вслед Виктор. – Это была шутка.
– В следующий раз я тебе сама глаза выцарапаю, шутник! – предупредила Морин, становясь между ним и Быковым.
Виктор потупился, изображая покорность и раскаяние. Но его быстрый взгляд, брошенный исподлобья, выражал совсем другие чувства.
Глава 36
В зоне доступа
Умываясь, Быков без конца гримасничал и ощупывал ушибы. Его лицо распухло и сделалось чужим, непослушным, как резиновая маска. Хорошо, что отросшая борода скрывала синяки и ссадины.
Отойдя от ручья, Быков сел, прислонившись спиной к стволу дерева, и закрыл глаза. Он устал от постоянного присутствия людей, и ему хотелось побыть одному. Подумать о жизни, о себе, о своих ошибках и о том, как их исправить.
Глупо считать себя жертвой обстоятельств и упрекать во всем несправедливо устроенный мир. Это позиция ребенка, который ищет виноватых в том, что ему не повезло. Взрослый же человек на то и взрослый, чтобы нести ответственность за собственные поступки. Взять хотя бы эту дурацкую драку с Виктором. Разве произошла бы она, если бы Быков, давно разглядевший в этом человеке гнильцу, держал бы дистанцию в отношениях с ним, вместо того, чтобы лицемерно изображать дружбу? Сидел бы он сейчас с распухшим лицом, если бы спокойно и холодно отверг предложение побоксировать? Или, скажем, потерпел бы поражение, если бы уделял должное время физической подготовке?
Нет, нет и еще раз нет!