– Мне так тяжело! – Слезы льются сами собой, как всегда в последнее время. – Моя жизнь… блин, она такая тяжелая! Как ты не понимаешь?
– Не такая она и тяжелая, – отвечает Ванесса, прежде чем скрыться от меня в спальне. – Но пока ты сама этого не поймешь, она, конечно, будет тяжелой.
Выхожу из дома Ванессы и бегу обратно к Райне, хотя конец июля, воздух плотный и влажный, и бегать в такую погоду – глупо. Но мне нужно правильно использовать инстинкт, подсказывающий, что мне нужно спасаться бегством, удирать как можно дальше от руин того, что я уже разбила, и будущих руин того, что еще предстоит разбить.
Может быть, это и есть мой план Вселенной, думаю я, сворачивая на север по Пятой авеню; ноги дрожат, бедра горят огнем, живот снова сводит спазм. Может быть, все книги из серии «Помоги себе сам», все их оглавления, и советы, и идеи, и что там еще все равно не дадут мне уклониться от курса (и значит, мой отец прав). Может быть, я просто торнадо, который движется от одного места катастрофы к другому. Катастрофы. Мой жизненный план – сеять катастрофы.
Я снова вымокла с головы до ног к тому времени, как дотащилась до лифта в доме Райны. Ткань рубашки прилипла к коже, волосы спутались и слиплись от пота, щеки – цвета пожарной машины. Фрэнки, швейцар, показывает на мою серо-коричневую ленточку и говорит:
– Скажи брату – правительство не заставит его опустить руки. Не грусти, Бог с тобой, – он поднимает вверх кулак, как Холли Берри.
– Бог со мной, – повторяю я вяло и молитвенно складываю ладони.
Тео сидит на кухне и что-то читает с айпада. Некоторое время я борюсь с желанием сбежать подальше, удрать, пока он еще меня не заметил, но вместо этого выдыхаю, собираюсь с духом и говорю:
– Ты нарочно попадаешься мне на глаза, когда я выгляжу хуже некуда? Если на то пошло, я пробежала четыре мили, а на улице плюс тридцать пять. Поэтому я, можно сказать, задала жару.
Он смотрит на меня, крепко жмет мне руку, говорит:
– Прости, не знал, что ты здесь. Ну, я пойду, – и резко встает.
– Можешь остаться.
– Я пришел не из-за тебя, не волнуйся. Райна едет с работы, Олли в душе, меня впустила Глория.
Я говорю:
– Оставайся, это не проблема. (Нет, кажется, проблема!)
– Слышал, Шон вернулся в город. Ну я и сам все понял – потому что ты не отвечаешь на мои сообщения.
– Ну, – говорю я. Потом: – Да, вернулся. Потом: – Не знаю.
Мобильный Тео жужжит в кармане; прижав телефон к уху, он идет в гостиную, на ходу обсуждая с кем-то сделки, и стратегии, и планы, и умение убеждать. Я недолго подслушиваю, втайне надеясь, что он вернется, но потом слышу голос Олли, дверь захлопывается, и я остаюсь одна.
Склонившись под углом в девяносто градусов, я кладу голову на холодную гранитную столешницу и смотрю на мир с новой точки зрения. Все кажется совсем другим. От огней приходится щуриться, углы становятся более резкими. Видимо, таким все выглядит для детей. Но во многом и для меня тоже. Некоторые люди всю жизнь остаются детьми. Думаю о Никки, молюсь, чтобы он не относился к их числу. Почему я не могу пожелать того же самой себе?
Выпрямляюсь, прислушиваюсь, не услышу ли шаги Тео в случае, если он решит ко мне вернуться, но в тишине звучит лишь голос Глории, зовущей мальчишек мыться.
Это больнее, чем я думала. Ощущать холодность Тео, его отчужденность… Хотя кто стал бы его осуждать? Я ведь ничем не доказала своей любви к нему. Он получил лишь несколько капель – вечер флирта в Сиэтле, телефонный звонок и секс несколько недель назад. Если это в самом деле так, я не так уж и сильно отличаюсь от отца – тоже вольна отдавать и забирать любовь, когда мне вздумается. И не сильно отличаюсь от Шона – тоже разгребаю дерьмо в моей жизни чужими руками, не обращая внимания на чувства других.
Я даже не добавила Тео в друзья. Даже этого не смогла.
Тео совсем не похож на меня. Мы оба это знаем. Он всегда целился высоко и никогда не гнулся низко. Он четко чертит линии жизни, мои же – с ним, с Шоном, с отцом – всегда размыты.
Я снова прижимаюсь головой к холодной столешнице – словно бальзам на душу.
Даже Ванесса не заставит меня рисковать дальше.
Ванессе Пайнс от Уиллы Чендлер-Голден.
Мы с Никки лежим в кровати, смотрим «Железного человека-2» и жуем попкорн. Заявляется Олли, плюхается у нас в ногах и говорит:
– Люблю этот фильм. Как-то случалось мне тренировать Робби. Очень одухотворенная личность, – потом, обращаясь ко мне: – Выглядишь хуже некуда.
