Из кошмара меня выдернул тихий, но настойчивый стук в дверь домика. Комната освещалась лишь тусклым вечерним светом с улицы. Я вскочил с кресла, с трудом синхронизируясь с явью, а покоившийся на коленях лэптоп с грохотом полетел на пол. Вика что-то простонала сквозь сон.
Когда я открыл, в комнату ввалился встревоженный Еременко. Я потянулся было к выключателю, чтобы зажечь свет, но командор резко одернул меня:
– Не смей! – прошипел он и щелкнул замком.
– Да что стряслось? – вскипел я.
– Романов, это пиндец. Соберись. Там какая-то чертовщина. – Еременко потянул меня за рукав в санузел. – Смотри!
В санузле было окошко на уровне выше человеческого роста, и оно единственное смотрело на территорию за домиком. Нам пришлось встать на унитаз, чтобы выглянуть наружу. На парковке у здания администрации базы отдыха выстроилась вереница автомобилей: все как на подбор черные немецкие внедорожники и высокие микроавтобусы. Рядом с кортежем крутились несколько человек.
– Минут пятнадцать как подъехали. – Командор напряженно вглядывался в черные силуэты. – Знаешь, что у них там в автобусах? Тела, Романов, человеческие тела, подвешенные вверх ногами.
Я чуть не соскользнул с ненадежной опоры, чудом ухватился за оконную раму. Еременко приложил палец ко рту и жестом велел отойти от окна. Только сейчас я заметил в его руках короткий помповый дробовик.
– Нужно уходить. Только без паники. Буди Вику, скажи, что срочно надо выезжать, скажи, что нас ждут, и все. – Взгляд и тон командора выдавали настороженность, но не страх. – Быстро собирайте личные вещи, свет не включайте, не шумите, ни в коем случае не забудьте компьютеры и телефоны. Я буду ждать у машины.
Следующие минуты пролетели в бешеном ритме с отголосками частого пульса в ушах. Вика быстро поднялась и беспрекословно собрала вещи. Недовольство она высказала только по поводу невозможности включить свет и принять душ перед выездом. На выходе из домика я в еще более общих, чем у Еременко, чертах объяснил ей ситуацию: мол, приехали люди потенциально враждебные, нужно потихоньку убираться. Девушка, и так предчувствовавшая что-то нехорошее, вдруг обратилась в натянутую тетиву; теперь я испугался еще и за нее, однако не внести ясности в происходящее не мог. Неопределенность пугает сильнее.
Внедорожник командора по роковому стечению обстоятельств стоял позади его дома, то есть в зоне прямой видимости с большой парковки, где уже закипала какая-то нездоровая активность. Из здания администрации высыпал народ, послышались короткие указания, и ожидавшие у машин силуэты начали расходиться в разные стороны.
Из полуоткрытой двери выскочил Еременко с рюкзаком на плечах и ружьем наперевес:
– Пора! – нервно подмигнул он и двинулся к углу дома, жестом приказав следовать за ним.
– С того момента, как я открою машину, у нас будет секунды три на заброску вещей и отъезд, – инструктировал командор. – Кидайте вперед сумки, затем сами падайте на пол и лежите. Как только дверь багажника закроется, кричите мне: «Готовы!» – и пластайтесь, как камбалы.
Пригнувшись, мы обошли дом и пристроились у борта автомобиля. Наш маневр, похоже, не остался незамеченным. Одними губами командор начал обратный отсчет: «Три…» – и уже послышался хруст гравия под ногами приближавшихся; «два…» – где-то раздались приглушенные сухие выстрелы; «один» – мигнули поворотники, а замки щелкнули. Еременко рванул водительскую дверь, а что он делал дальше, я не видел и не слышал. Чтобы открыть багажник, мне потребовалось поставить чемодан на землю и чудовищно долго искать кнопку. Стартер несколько раз крутанулся, прежде чем дизельный двигатель завелся, грохоча своим непрогретым нутром. Я наконец нащупал кнопку багажника и так резко потянул дверцу вверх, что Вика, крутившаяся рядом, отскочила от нее и упала на спину. Голова сама собой повернулась в сторону опасности, и я оцепенел от близости темной фигуры. Человек с нечеловеческими чертами лица и бычьим телосложением был уже в нескольких шагах от нас; второй такой же следовал за ним в отдалении, но, заметив суету, прибавил шаг, характерно прижимая рукой полу пиджака.
Сумка полетела в салон, а за ней и чемодан; Вика неловко подымалась на ноги. Я подхватил ее и, как ту же сумку, закинул внутрь машины. Закрывая за собой дверь, я не прокричал, а прохрипел: «Готовы!!!»
В районе десяти вечера, петляя по узким, порой проселочным дорогам, мы нырнули под КАД и уперлись в перегороженный бетонными блоками мост. Мои глаза слезились от того, что я беспрерывно всматривался в темноту позади; Вика свернулась калачиком в ворохе вещей и не издавала ни звука. Командор все напевал какую-то дурацкую песенку из девяностых, что-то типа: «Растут лимоны на высоких горах, на крутых берегах…» Вопреки ожиданиям, вместо того чтобы вновь пуститься на поиски свободного пути, он заглушил двигатель и предложил выгружаться.
Когда все вышли на свежий ночной воздух, меня поразили тишина и темнота, окутавшие окрестности. Уже точно находясь в пределах города, мы не видели обычного зарева ночной иллюминации, не слышали дыхания мегаполиса. Лишь скользили вдали прожекторы вертолетов, да неуверенно шумела где-то внизу вода.
– Эх, давно я так не веселился, – как ни в чем не бывало потер Еременко руки. – Значит, так, слушай мою версию: на упырей этих мы нарвались случайно, ни мы к ним, ни они к нам никакого отношения не имели. Поэтому, видимо, они и дали нам уйти.
– Что произошло? Кто были эти люди? – ожила Вика.
