Внимание многих было приковано к экранам, транслировавшим новости, сплошь в красных рамках: «Срочное сообщение!», «Экстренный выпуск!», «Прямой эфир!» Беспорядочные кадры военно-морских баталий, где с кораблей взлетали ракеты, а с самолетов сыпались бомбы, сменялись симуляциями, схемами и графиками, затем ведущие беззвучно шевелили губами, и картинки повторялись заново. Где-то сейчас гибли люди, шли ко дну корабли, сжимались под давлением корпуса подводных лодок, разорванные попаданием торпед. И все напрасно – судьба мира этим не решалась, она была предрешена. В накатывавшем хаосе я упорно двигался к цели в надежде успеть.
После пересадки, когда небольшой одномоторный самолет взмыл в воздух, я сообщил о своем главном условии: прежде любых других встреч я намеревался увидеться с Викой. И чем ближе был этот миг, там меньше мне верилось в его реальность. И еще нарастала тревога. Глубинный страх увидеть Вику другими глазами – не теми, какими я смотрел на мир до проклятой командировки.
Вика кинулась ко мне и буквально повисла на шее, ничуть не стесняясь окружающих. Я крепко обнял ее.
– Тебя не было двести пятьдесят три часа, – прошептала она, – и сорок три минуты.
У меня кольнуло сердце. Вырванная из привычной жизни, лишенная близких, в казенной обстановке и постоянных переездах, в обществе пусть хороших, но чужих людей она ждала меня, считая минуты. Пусть мои глаза посмотрят на нее как-то иначе, чем тогда, при расставании, я выколю их, ибо буду недостоин смотреть на мир взглядом предателя.
Провел рукой по ее волосам, почувствовал их знакомый горьковато-сладкий запах. Да, это все еще я. Пусть другой, но для нее я во что бы то ни стало останусь прежним. Многое отдал бы за возможность вырезать все дни, начиная с того злосчастного понедельника, оставив только ее. Но режиссер не я – готовых сцен уже не переснять. И остается лишь пробиваться вперед, на ходу внося изменения в сюжет.
– Теперь я здесь, я рядом, – взял Вику за плечи и посмотрел в ее влажные глаза. – Мне нужно закончить тут одно дело, и я вернусь. Подожди, пожалуйста, еще немного. А потом мы уедем. Домой.
– Хорошо, я жду. Иди. – Вика повернулась и, не в силах больше сдерживать эмоции, скрылась за дверью операторской «ангелов», откуда появилась несколькими минутами раньше.
Тут же подскочила беспокойно переминавшаяся с ноги на ногу неподалеку Даша.
– Ты как? – вполголоса спросила она, осматривая меня на предмет повреждений. – У меня лишь обрывки данных с коммуникатора. Цел?
Изорванный, измазанный в мазуте пиджак я давно выбросил, брюки как мог очистил. О моих передрягах напоминали только стесанная на ладонях кожа и еле заметные капельки крови на рубашке.
– В порядке, – ответил я тоном, дававшим понять, что эта тема закрыта. – К Вике подобрались. Присмотри за ней, прошу. Пока меня не будет. Кто-то «наверху» желает со мной встречи. Я туда и обратно.
Мы перекинулись с Дашей еще парой слов, прежде чем я вновь зашагал по широким светлым коридорам вслед за неустанно сопровождавшей меня девушкой в черном. Интерьер Реликта-7 не был похож ни на одно из виденных мной раньше архитектурных решений: тот же белый свет, исходивший от единой поверхности потолка и стен; плавные биоморфные линии коридоров и атриумов, в которых прогуливались одни люди и спешили по своим делам другие. В некоторых залах через широкие проемы просматривалось огромное помещение, наполненное словно настоящим солнечным светом и зеленью деревьев, – большой подземный парк. И воздух – настолько чистый и свежий, что хотелось раствориться в нем и забыть обо всем.
Но забыться я пока не мог. Не имел права.
Мы миновали оживленный хаб, куда сходилось множество коридоров и где виднелись не менее десятка лифтов, а в центре из небольшого озерца, окруженного пышной растительностью, бил фонтан. Некий неизвестный мне зодчий в совершенстве владел своим искусством, поскольку сумел органично подружить биотек и фрагменты естественных природных ландшафтов. Глазу следовало бы радоваться.
Но я не мог радоваться – разум и тело сжались, словно перед последним броском.
Еще немного – и я вслед за адъютантом шагнул в кабину лифта. Тонкими пальчиками девушка пробежалась по сенсорному экрану, и механизм пришел в движение. Затем она повернулась ко мне и посмотрела прямо в глаза – глубоко, испытующе, будто собиралась задать очень важный вопрос. Это было первое за весь наш долгий путь проявление каких-то эмоций с ее стороны. Я ответил спокойным уверенным взглядом, и она отвела глаза.
Со спутницей мы расстались у открытой двери, ведшей в неизвестность. Девушка только бросила в пустоту помещения несколько слов на незнакомом языке – и, кивнув, скрылась в лабиринтах коридоров.
На уровне, куда мы прибыли после долгой поездки в лифте, обстановка была совершенно иной – никаких светлых оптимистичных пространств. Однако и тут не обошлось без архитектора. Стена с одной стороны – темная, матовая, поглощавшая свет потолочных точечных светильников без остатка, из-за чего вокруг царил полумрак. Другая же стена – мраморная на вид, по ней чуть слышно струилась вода и вилось экзотическое растение.
Я стоял и изучал стены, хотя следовало бы уже зайти. И я сделал шаг.
Внутри – круглый зал диаметром метров тридцать, потолочные светильники по периметру, а в центре потолка овальный проем, откуда лился дневной свет и свисали тонкие лианы. Мне показалось, что я попал в музей: по стенам расположились крепления и полки, заполненные экспонатами. По левую руку были выставлены архаичные предметы быта, оружие, инструменты, а справа экспозиция заканчивалась, напротив, футуристического вида объектами, о назначении которых мне сложно было судить. Внимание привлек небольшой прозрачный куб с белыми гранями, в центре которого слабо светился округлый
