Женщины мало в чем уступали мужчинам в своих проявлениях злобы и неистовства. Ударить коленом в причинное место мужчине или ткнуть пальцем в глаз сопернице, а потом, схватив за волосы, бить ее лицом о стену – этого сколько хочешь! Хотя, что говорить про шлюх, когда в двух кварталах от нашего кабака было точно такое же заведение, где одной из двух вышибал была женщина. Звали ее Подтяжка Мэгги, из-за того что она носила юбку на подтяжках. Здоровенная, под метр девяносто, англичанка, а злая, как клубок разъяренных змей. После того как хорошенько изобьет нарушителя дубинкой, она хватала его за ухо зубами и таким образом волокла гуляку до дверей, под неистовый хохот и улюлюканье клиентов. Как мне говорили, иногда, когда жертва пыталась вырваться или оказать сопротивление, ухо оставалось в ее зубах.
К трем часам утра, когда заведение закрывалось, начиналась завершающая часть нашей работы, заключавшаяся в выкидывании на улицу последних гуляк, затем мы вытаскивали пьяных, предварительно очистив их карманы. Закончив, становились у стойки и делили добычу, после чего кто-нибудь из барменов доставал бутылку и пускал ее по кругу. Как только бутылка пустела, мы начинали расходиться по домам. Выходя на улицу, я всегда стоял несколько минут на свежем воздухе, наслаждаясь ночной тишиной и покоем после сцен дикого разгула и буйного веселья. Мне нравились эти минуты, приносившие в душу спокойствие и умиротворенность. Они стали для меня своеобразным ритуалом, даже в те дни, когда было холодно и сыро или шел проливной дождь. Идя домой, я привычно оглядывался по сторонам, держа наготове револьвер, лежащий в кармане сюртука. Шансы быть ограбленным и убитым были достаточно реальны, особенно в районах, где проживали бедняки. Где жил я. Этот суррогат жизни был не для меня, причем это был не гонор человека с высокими запросами, а простое понимание ситуации: подобная жизнь могла удовлетворить только громилу со здоровыми кулаками и куриными мозгами. Приглядываясь к местной жизни и людям, я искал любую возможность подняться наверх, но пока даже не смог стать равноправным членом банды, так как был для них «человеком со стороны», не имевшим ни серьезных связей, ни поддержки среди главарей банд. Просто кулачный боец, выступавший на потеху публике. Конечно, можно было скопить денег и уехать из Нью-Йорка, только что бы это мне дало? Везде все то же самое. Но решать надо было быстро, и толкала меня к этому специфика моей работы. Выступления на арене и работа вышибалы. Но если на арене противник у меня был перед глазами, то в кабаке, пьяный или одурманенный клиент мог запросто ударить ножом в спину или проломить голову кистенем, как моему предшественнику, чье место я занял.
В этом мире никому были не нужны мои исчерпывающие знания о марках и тактических данных оружия будущего, так же как мастерское вождение техники, от мотоцикла до вертолета. Единственное, что осталось при мне и не только не потеряло своей ценности, а еще больше набрало вес, это искусство убивать человека.
Попытки вытащить из своей памяти исторические факты, знание которых сделало бы меня ценным для науки и техники этого времени, натыкались на общие знания, имевшие довольно расплывчатый характер. Я знал, что был Генри Форд, изобретатель автомобиля, но это было все, что я знал об этом человеке. Мне также было известно, что на Аляске, которую два года тому назад купила Америка, нашли золото и алмазы, но где их искать, не имел ни малейшего понятия. То же самое касалось моих знаний о различных событиях и находках в России. Они были отрывочными и бессистемными, почерпнутыми не из академических изданий с четким перечислением дат, событий и имен, а по большей части из художественной литературы, поэтому даже то, что знал, представлялось мне весьма сомнительным знанием. Пока мне оставалось терпеливо ждать в ожидании счастливого случая. И он пришел, правда, в несколько странном виде, в образе одноногого попрошайки. Все началось со случайно подслушанного обрывка разговора одноногого нищего с уличным проповедником.
– …нельзя жить во грехе, предаваясь блуду и пьянству, сын мой.
На эту отповедь нищий, с отрезанной по колено левой ногой и в наброшенной на плечи голубой шинели северян, со смешком ответил:
– На фига мне такая жизнь, где нет баб и виски! Оставь ее себе, божий угодник!
Услышанный ответ мне понравился, и я решил, что, когда буду возвращаться после выступления на арене, обязательно дам безногому полдоллара. Уже отдаляясь, я успел услышать продолжение разговора.
– Гореть тебе в аду!..
– Думаешь испугать меня адом?! Не надейся! Я и так уже живу в аду, кочерыжка чертова!! – Эти его слова говорили о силе духа и неукротимом характере.
«Настоящий боец!»
Возвращаясь обратно, я остановился рядом с ним. Некоторое время мы мерили друг друга взглядами, пока тот не разозлился:
– Эй, ты! Я за показ деньги беру! Кидай монету и смотри, нет – проваливай!
Я кинул в кепи военного образца монету, все так же продолжая стоять. Он посмотрел на меня уже более внимательно:
– Ты от меня что-то хочешь?
Ничего конкретного от него мне не нужно было, может быть, только выговориться. Или просто поговорить с человеком, в котором чувствовалась внутренняя сила, несмотря на его незавидное положение.
– Воевал? – я кивнул на шинель.
– Прошел всю Гражданскую и только один раз был легко ранен, зато на мексиканской границе получил с лихвой, – он похлопал ладонью по обрубку ноги. – Теперь приходится сидеть здесь и клянчить милостыню.
