Словно в ответ на его слова, поднялся ветер. Земля под ногами дрогнула… Убер повернул голову и увидел: чудовищную тучу, грозовой фронт, надвигающийся на Петербург со стороны Залива.
Что-то невероятное, должно быть. Эпохальное. Никогда такого не видел, подумал Убер.
– Идет гроза, – сказал Мандела.
– Вечно вы, призраки, что-нибудь многозначительное брякнете, а мне потом голову ломать! Ты не можешь по-простому объяснить?
– Хорошо, – Мандела кивнул. – Слушай. Эта гроза будет самой-самой… И это не просто гроза, а настоящий у…
Тряхнуло.
– Убер! Проснись! Твои десять минут закончились!
Он открыл глаза. Ярко-голубые, ясные.
– Убер, это ты?
– А ты кого-то другого будила?
Он сел, почесал затылок. Лицо, помятое со сна.
– Мда. Из-за тебя я кое-что интересное не дослушал.
Герда выдохнула. Ей почему-то казалось, что однажды скинхед откроет глаза – и это будет не Убер, а кто-то другой, незнакомый. Вроде того беспамятного Дьявола-Индейца… Возможно, все дело в алкоголе. Герда планировала незаметно переложить бутылку из вещмешка Убера, а потом где- нибудь выбросить. Жаль дорогой напиток, но что делать.
– Как легко на гладкой карте стрелку начертить, – продолжал напевать скинхед, бодро собирая вещи. – А потом идти придется – через горы и овраги… Только так из человечка выйдет человек. Слышишь ты, простоцарь?
Ахмет даже не повернул головы.
– Пошел ты.
– Люблю я наши беседы. Прямо именины сердца и благорастворение воздухов. Литр кофе заменяют только так! И стакан коньяку! И клизму!
– Убер!
…Убер поднял табличку, стер перчаткой толстый слой пыли.
«Психотерапевт Яковлева Б.Д.» – гласила надпись. Убер хмыкнул, бросил табличку на пол.
– Чертов Исаакий, – буркнул Комар себе под нос.
Убер замер, потом медленно повернулся. Окуляры противогаза смотрели на Комара в упор.
– Что ты сказал?
– Ну…
– Не тяни кота за яйца в долгий ящик. Ему больно. Давай, я же вижу, тебе есть чем поделиться. Раздевайся, ложись на кушетку и начинай исповедоваться, о, юная симпатичная грешница.
– Убер!
– А я что? Я ничего. Давай, рассказывай.
Сломанная мебель. Роскошная кушетка, видимо, из дорогой кожи, сгрызена крысами до основания. Торчат ржавые пружины и клочья набивки.
Кресло напротив уцелело – чистая синтетика.
Убер развалился в кресле, закинул ногу на ногу. Окуляры противогаза блеснули.
– Ложись. И начинай.
– Зачем ложиться? – не понял Комар.
– Так положено. Давай-давай, некогда рассуждать. У нас не так много времени. Что тебя беспокоит?
Комар с тревогой оглядел голые ржавые пружины и деревянные ребра дивана. Лечь сюда было явно жестоко по отношению к организму.
– А я могу просто сесть куда-нибудь?
– Вот ведь люди! Вечно хотят поторговаться! – Убер сложил ладони лодочкой, отчего стал выглядеть как-то… религиозно, что ли? Комар невольно засмеялся. – Ладно, садись уже.
Комар поискал, куда. Затем поднял один из упавших двадцать лет назад стульев и поставил прямо, как положено. Осторожно пошатал. Скрипит, но держится.
Делать нечего. Комар осторожно присел.
– Так что там с Исаакием? – заговорил Убер. – Ты про него уже третий раз упоминаешь.
– Ну… я про него слышал.
– От кого?
