– Ээ… как?
– Мы куда-то и от кого-то очень быстро сваливаем. Тебе самому не надоело?
– Эти экскурсии так однообразны, – пожаловался Убер.
Вокруг стояла удивительная ясная погода. Тишина, ни дуновения ветра.
Идиллия.
Снег лежал теперь везде – все стало белым. И Дворцовая площадь – ровная как стол, одинокая Александрийская колонна торчала посреди нее, как перст в небо. Снег лежал на крышах, на мертвых деревьях, на уродливых, странной формы, новых растениях, появившихся после Катастрофы. Снег лежал на рядах ржавых машин на набережной, на остовах. И на полуразрушенном куполе черной громады Исаакиевского собора тоже лежал снег.
И даже ночь казалась ярче от этого белого покрова.
Убер снял противогаз, из-под маски вырвался столб пара. Вылил из резины воду – струйка дымилась в морозном воздухе.
В снегу под ногами оставались от воды аккуратные круглые проталинки. Убер натянул маску обратно.
– Как красиво, – сказала Герда.
Таджик кивнул.
Они стояли завороженные. Петербург был невероятно красив и тих в этот час, в эту минуту.
– Бля, – выразил Убер общее мнение. – Красота-то какая!
Глава 32
Веганцы
Тертый выпрямился.
– Ну, что там еще?
– Группа Вегана под названием «Бранденбург-24» действует у нас в тылу, – доложил помощник. Тертый поморщился. «Только этого не хватало». – Все они обычные люди, не адаптанты. Возможно, прошедшие специальную подготовку. Что важнее, они предатели, поэтому живыми сдаваться не будут. Они безжалостны, авантюрны, изобретательны и хладнокровны. Они ненавидят нас так, как могут ненавидеть только предатели.
Мы для них не враги. Мы для них скот и нелюди.
Лесин помедлил.
– И, возможно, даже кормовая база.
Краткий миг спокойствия перед дальнейшим. Компания отдыхала, ветер заунывно подвывал. Низкое ночное небо висело над белым-белым Питером. Видно все вокруг, до мелочей.
– Ты раньше здесь был, правильно? – спросила Герда.
Скинхед кивнул.
– Мы с этой штукой внутри – старые приятели. Она меня как-то едва не слопала.
– Почему передумала?
Скинхед пожал плечами.
– Представьте бегающую и рявкающую ультразвуком мясорубку – это будет он. Экскурсовод еще та жопа. Мы тогда потеряли одного из наших. У нас был караван, шли к Электре. Кривой сдуру попытался снять одну из картин, чего-то испугался и побежал. Забыл о правилах. Бегать – нельзя.
– Он погиб?
Убер задумчиво погладил себя по макушке.
– Не, ему ноги оттяпало. В общем, мораль сей басни такова… Экскурсовод не убивает, он наказывает.
– А ты? Тебе что, вообще не бывает страшно?
Убер повернулся. Так резко, что Герда смутилась.
– Хочешь, я расскажу тебе о страхе?
– Мм… давай.
– Когда мне было десять лет, я знал, что мой отец бессмертен.
Убер помолчал. Серое питерское небо плыло над головами, над Александровской колонной.
– Тогда было легко и просто: знать, что с твоим отцом ничего не случится. Он самый умный и самый сильный, он может все. Это далеко от обожествления. Мой отец не был идеален, это факт. Но это был – и есть, и всегда будет – мой отец. Он курил по пачке в день, он пил кофе литрами, у него случались страшнейшие запои. Он, бывало, говорил и делал глупости. Но это всегда был мой отец.
Вот в чем парадокс.
