Он лежал, чувствуя, как болят ноги, ноет спина и как дрема медленно накрывает его с головой. Лежал и вспоминал, кто есть кто.
Игорь по прозвищу Питон – силач, невозмутимо-равнодушный. Иногда злой. Глава труппы. Но есть еще некий «Директор», который вроде как главнее Питона. До сих пор Артем его ни разу не видел.
Лана – крошечная воздушная гимнастка. Злая на язык и бойкая. Артем ее уже немного побаивался.
Аскар и Жантас, два близнеца-акробата, работавшие с Ланой. Серьезные и задумчивые. Аскар обычно молчал, а Жантас разговаривал – много, обстоятельно и серьезно. Только так их можно было различить. Братьями они не были. Не были даже родственниками. Но то ли они слишком давно работали вместе, то ли, действительно, случаются в жизни совпадения. Сходство потрясающее.
Фокусник Юра Гудинян. На самом деле он русский, а «типа армянскую» фамилию взял из уважения к великим фокусникам прошлого, времен до Катастрофы. Артем пожал плечами. Что Акопян, что Гудини – оба имени для него были пустой звук. Как и Юрий Кио. Кто это вообще такой?
Соня, блондинка на пианино. Красотка с «поразительно емким интеллектом», как выразился ехидный Гудинян. Лучше всего ей удавались улыбки и статичные позы.
Лахезис, изуродованная гадалка. При мысли о ней в груди тоскливо заныло. «Я здесь только ради тебя». Женщина-загадка. Женщина-мечта.
Бородатая Тамара Андреевна – огромная и гулкая, как нефтецистерна. Акопыч называл ее «Томочка», все остальные – по имени-отчеству. Томочка в обычное время вела бухгалтерию труппы, во время выступлений щеголяла в необъятных платьях, танцевала и пела – низким красивым голосом. Если бы не рыжая борода, Томочка считалась бы очень симпатичной.
Изюбрь, девушка, вспыхивающая как атомный взрыв, при каждом удобном случае. Или это Артему так везло? Остальные члены труппы относились к ней с уважением и добротой. И слегка покровительственно, словно к любимому и разумному не по годам ребенку.
Лилипут и лилипутка. Гоша и Эльвира. Мини-Бонд с лицом, как рельса, и пронзительными голубыми глазами и куколка в розовом. С этими Артем еще не разобрался.
Плюс несколько циркачей и служителей, которых он пока запомнил только в лицо. Артем мысленно покачал головой.
Ничего, будет время, он все узнает, со всеми разберется.
«Я в цирке», – подумал он засыпая. Рядом с ней. И – провалился в сон, как в омут. В последнюю секунду он успел испугаться, что снова окажется в темном океане гигантских угрей, но – повезло. Сон был обычный. Без сновидений.
Никаких серебряных глаз.
Свет ударил в лицо. Артем замычал, попытался загородиться рукой. Сердце мучительно сжималось. Да что ж такое?!
– Общее собрание, – сказал Акопыч. – Ты что, не слышал? Подъем, лежебока!
Посреди маленькой площади, образованной палатками, собралось все население маленького передвижного городка. Циркачи шумели и смеялись, некоторые продолжали репетировать даже здесь, чтобы не тратить время попусту в ожидании начала собрания.
Артем вытянул шею, но ничего разглядеть не сумел. Кто там в центре?
– Посторонись, – грубо окрикнули его. Парень огляделся – и не сразу понял, кто говорит.
– Не туда смотришь, – холодно подсказали снизу. Артем опустил взгляд. Карлик!
– Чо вылупился, лох педальный? – давешний лилипут, сидевший на пианино, смотрел на него с вызовом. Ледяные глаза мини-Бонда. Сейчас на нем был не белый костюмчик с бабочкой, а детская одежда – шорты с футболкой, отчего он выглядел как злой капризный ребенок.
– Это ты мне?
– Тебе, придурок. Уйди с дороги, идиот сопливый.
Кровь Артема вскипела. Да что они тут, совсем офигели? Стоял, никого не трогал!
– Сам ты…
Ему в лицо уставился пистолет. Щелкнул курок. Черное дуло завораживало. Артем осекся. Сглотнул пересохшим горлом.
Пистолет выглядел настоящим. Не бутафорским, не цирковым. Боевым. Из его дула отчетливо тянуло пороховой гарью. Артем видел номер лилипута и знал, как тот стреляет. Превосходно стреляет. Даже с закрытыми глазами – в яблочко!
– Ты хорошо подумал, шнурок? – лилипут сузил глаза. – Ну?
– Я…
– А ты сам подумал, что делаешь? – раздался спокойный голос. Артем выдохнул.
Над ними навис Акопыч. Взгляд старика был полон великолепного ледяного презрения. Поистине королевского презрения.
– Если подумал, стреляй. Я подожду.
Лилипут помедлил.
– Не лезь не в свое дело, старик, – сказал он.
– Тогда, может, объяснишь Питону, зачем тебе на общем собрании заряженный пистолет?
Долгая пауза. Артем не мог отвести глаз от черной дыры ствола. Затылок свело, язык онемел.
