В присутствии этого света невозможно было быть плохим, потому что он прожигал насквозь своей чистотой.
Мне показалось, что страницы наполнены только им, но всего через несколько мгновений я уже мог различить тонкие сверкающие линии, из которых состоял этот свет.
Осторожно дотронувшись до них, словно до струн, я заставил поверхность листа дрожать подобно водной глади.
От моих прикосновений тонкие полосочки, напоминающие нервные импульсы, вдруг перестали беспорядочно сверкать, превращаясь сначала в трудно различимые, а потом во вполне читаемые буквы – мысли и воспоминания Натаниэля обрели графическое выражение.
Удивительно, но они были написаны на знакомом мне языке без пробелов и знаков препинания. Каждое такое слово являлось чем-то большим, чем просто набором символов, которые могли быть озвученными таким, как я.
Это был Огненный Язык Жизни, на котором, вероятнее всего, писалась история Видимой Вселенной, и часть этой истории, заключенной в Натаниэле, я пытался прочитать, вообразив себя кем-то, способным понять его божественное начало.
Но, к сожалению, я давно разучился понимать Огненный Язык, и поэтому, глядя на сияющие буквы, я произнёс тихо:
– Натаниэль, я не понимаю.
Мои слова звякнули и исчезли, утонув в одной из страниц книги, а всего через секунду символы на ней начали становиться понятными, превращаясь в текст, написанный теперь уже на языке, на котором я попросил у Натаниэля о помощи.
Я посмотрел на белые страницы, заполненные сменяющими друг друга картинками, словно передо мной был короткий фильм, поставленный на повтор. Он был довольно странным, а многие важные детали ускользали куда-то, как это обычно бывает во сне.
Первым, что я увидел, был красный автомобиль, скользящий по шоссе сквозь проливной дождь. Этот дождь, как и сама машина были как будто игрушечными или словно частично дорисованными моим воображением или воображением Натаниэля.
На заднем сиденье в детском кресле сидела Алиса. Мужчину за рулем, точно так же, как женщину на пассажирском месте, я не имел возможности разглядеть, хотя точно знал, что это были родители Алисы.
Кажется, они о чём-то говорили между собой, пока она смотрела в окно. Почему-то эти люди называли свою дочь Александрой.
Девочка выглядела почти так же, какой я видел её совсем недавно. Это было странно, потому что события, разворачивающиеся перед моим внутренним взором, происходили около двух лет назад. И, естественно, она должна была быть значительно младше.
Я услышал громкий звук бьющегося стекла, удар и вспышки света. Раздался плач, который быстро стих.
Дождь смывал кровь с лобового стекла, а искалеченная машина дымилась, развернувшись почти на сто восемьдесят градусов вокруг своей оси.
Два человека погибли. Алиса осталась жива.
Я открыл глаза, чувствуя, что держу Натаниэля за руки, сцепив мертвой хваткой вспотевшие ладони.
– Получилось, – не дожидаясь вопроса, прошептал я. – У нас получилось.
Мне стало невероятно радостно, и я, засияв разноцветными искрами, вскочил на ноги, а Натаниэль не менее восторженно произнёс:
– Ты понимаешь, что это значит?
Конечно, я понимал. Мне хотелось сказать ему, что я справился, что впервые не подвёл его.
Я не знал, как выразить то, о чём думал в эти секунды. Всё произошедшее казалось мне невероятно важным, как будто впервые со дня нашего с Натаниэлем знакомства я по-настоящему оправдал то значение слова «особенный», которое он вкладывал в этот термин.
Натаниэль прижал руки к голове, словно она внезапно заболела:
– Ну, тогда поехали прямо сейчас?
– Поехали… куда?
– В больницу.
– В больницу? – Я грустно усмехнулся, предательски подумав, что с самого начала нашей дружбы Натаниэль хотел лишь изучить меня как интересного пациента, а потом сдать настоящим специалистам.
Фаллен? Контроль на расстоянии? Чтение мыслей?
Это же блестящее начало карьеры психиатра.
Я даже мысленно похлопал гениальности его плана, а потом сказал, нечаянно сделав ударение на слово «сейчас»:
– Уезжай, я никуда сейчас с тобой не поеду.
– Да, точно, нас не пустят, – кивнул Натаниэль, посмотрев на экран телефона. – Уже поздно, да и сегодня выходной, наверно, остались только дежурные.
– Так… ты хочешь поехать к моему папе, – я вздохнул, понимая, что на самом деле он имел в виду. – К Александру, а не…
– А не… куда? – Натаниэль наклонил голову набок и проницательно посмотрел на меня.
Я ничего не сказал, расстроенно отвернувшись. К счастью, он тоже не стал продолжать эту тему, хотя было видно, что ему интересно, о чём я
