Ему отказали одно за другим четыре издательства, отметив, что стиль произведения весьма неплох, но сюжет слишком нагроможден и полон наивной философией, которая интересна разве что некому избранному кругу читателей, который вряд ли получится найти.
Кроме того, Натаниэлю советовали пойти учиться в литературный институт или попробовать поискать более приземленные сюжеты, с персонажами, в основе которых лежали бы реальные люди.
После очередного вежливого письма с отказом в публикации Натаниэль порвал распечатанную версию романа, а потом в бессилии долго зачеркивал ручкой уцелевшие строчки, калеча собственные слова и покрывая их слоем чёрной краски.
Он больше никогда ничего не писал.
Когда Натаниэль не поступил в университет, то даже не расстроился по этому поводу, словно и не стремился туда.
В 2018-м его забрали в армию, и он погиб во время тренировки по стрельбе, получив смертельное ранение в грудь.
Моя мама никогда не любила Виктора по-настоящему, точно так же, как он не любил её. Они наигрались в отношения ещё до рождения их самовлюбленного и недалекого сына.
Каждый чувствовал себя чужим и ненужным – Виктору ещё много лет предстояло ждать встречу с Лерой, в сердце мамы навсегда осталось пустое место для Александра, с которым ей не было суждено познакомиться в этой жизни. Равно как и увидеть когда-нибудь меня.
Нас просто не существовало.
Я прислушался к биению сердца Александра. Мы снова были на грани жизни и смерти. Всего в одном невесомом мгновении от совершенно другого будущего.
И меньше всего меня волновало то, что в этой новой истории мне не было суждено появиться на свет. Гораздо сильнее я боялся той пустоты, которую видел в глазах Натаниэля, в глазах моей мамы и её абсолютно посредственного сына, родившегося вместо меня.
Больше всего мне было грустно из-за Натаниэля, как будто в эти мгновения в моих руках была и его судьба. Судьба, которая должна была измениться значительнее, чем у любого из тех, кого коснулась бы сегодняшняя смерть под сентябрьским небом, усыпанным загорающимися звёздами.
– Ты прав, так не должно быть! – тихо произнёс я, представляя, что бы сказал Натаниэль, если бы попытался спасти мою жизнь. – Не делай этого. Ты сильный. Почему ты сдаешься?
– Я ненавижу себя, – в глазах Александра появились слёзы, а дрожащая рука с пистолетом опустилась вниз. – Ты же знаешь, моя жизнь и я сам проданы, а всё, что я могу, – это надеяться, что Ангелина никогда не узнает о том, какой ценой спасена её жизнь. Я ни о чём не жалею, но больше я не смогу смотреть в глаза ни ей, ни маме, ни отцу. И я уже много месяцев не могу играть на скрипке, – он говорил каждое слово так, как будто читал собственный смертный приговор, а потом сказал мне: – Но сегодня ты снова рядом, здесь, в моей голове. Помнишь, ты сказал когда-то, что, возможно, пришёл спасти мне жизнь… Что мне нужно делать?
– Беги. Бросай всё и беги.
Александр растерянно посмотрел по сторонам, а потом, кивнув, уверенным движением поднял с земли футляр и, сунув туда пистолет, со злостью выкинул его куда-то за деревья, следуя моему совету буквально.
Пролетев несколько метров, футляр стукнулся о ветку дерева и провалился куда-то под землю, став совершенно незаметным под слоем прошлогодних листьев.
Александр проследил взглядом за этим недолгим полётом, а потом развернулся и, устало опустив голову, пошёл в сторону железнодорожных путей.
Предстояла последняя теплая ночь ранней осени.
С неба сверкали звёзды. На мгновение мне показалось, что где-то среди них сиял, внимательно наблюдая за мной, ещё не родившийся Натаниэль.
Александр долго молчал, а потом вдруг, тоже посмотрев на небо, спросил:
– Если я все брошу, если смогу убежать, разве я не сделаю хуже? Ты должен знать, есть ли у меня хоть сколько-нибудь счастливое будущее.
– Есть, оно есть, – негромко ответил я, ощущая незримое присутствие Натаниэля, который тоже каким-то невероятным образом говорил эти слова Александру вместе со мной. – Я не знаю всего, что будет дальше, но однажды каждый из нас встретит необыкновенного человека. В этом и будет смысл. И тогда мы поймём, что всё было не зря. Ты мне веришь?
Прижав руки к груди, мой восемнадцатилетний папа вдруг радостно рассмеялся и произнёс шепотом:
– Я верю. Анна, мы обязательно встретимся. Прости меня…
Перед глазами пронеслись события последних часов: то, как я упал на кровать рядом с папой, прошептав, что устал и хочу домой, и то, как меня посадили в машину, даже не пытаясь растормошить, а теперь каким-то невероятным образом я оказался спящим на кровати Натаниэля.
Удивительно, но я словно наблюдал за собой со стороны, отлично осознавая, что нахожусь сразу в двух местах одновременно.
Но кто из нас Первый Я? Который Я – Настоящий?
В окно светило утреннее солнце, а за письменным столом, положив голову на руки, спал Натаниэль.
Мне было необходимо рассказать ему что-то невероятно важное, касающееся нас двоих.
