Все трое двинулись к нам, неторопливо, вразвалочку. И тут я понял, что начинается самое страшное. Больше всего пугала эта томилинская улыбочка.
– Вы спрашивали, почему город пустует? – сказал он. – Это ненадолго. Скоро мы снова его заселим. Он меняет хозяев, только и всего. Вам еще доведется здесь погулять. И поохотиться всласть…
И руку к нам протягивает, а рука-то темная, вены под кожей почернели и шевелятся, как черви…
Знаю, знаю – не мог я всего этого рассмотреть. От Ванькиного фонарика свету было всего ничего. Но я видел. И в полной темноте увидел бы. И до сих пор каждую ночь вижу эту руку. И когда-нибудь она до меня дотянется…
Но тогда я ни о чем таком не думал, было просто страшно. Ведь вот она – рука, сейчас вцепится…
И вдруг, будто с неба – голос отца Романа:
– Запрещаю тебе!
Не знаю, откуда выскочил поп, я и глазом моргнуть не успел, как он оказался между Ванькой и майором. В одной руке фальшфейер – искры фонтаном, в другой – точно такая же несерьезная пукалка, как у начальника французского патруля – что-то с толстым стволом и баллоном, ну точь-в-точь пейнтбольное ружьё. Однако и майор, и родители Свиридова, как это ружьё увидели, причмокивать аппетитно перестали, хоть нехотя, но попятились.
– Прощай, Томилин, – спокойно сказал отец Роман. – Ты был хорошим солдатом…
– Не торопись, отец, – ответил майор с усмешечкой. – Дай бойцу с родителями повидаться.
– Повидается, когда время его придет, – угрюмо отвечал поп. – Нечего живому с вами разговаривать.
– А сам-то разговариваешь, – майор, будто с ноги на ногу переминаясь, незаметно подступил к отцу Роману на шаг. – Ведь знаешь, что все в конце концов наше будет. Не пора ли утихомириться?
– Назад! – рявкнул поп. – Отойди от меня, бес прельщения! От глаз моих, от ушей моих, от чутья и касания моего – отступись, отвратись!
Он покосился на нас со Свиридовым грозно вытаращенным, налитым кровью глазом.
– А вы чего молчите?! Жить надоело?! Врежьте «Отче наш», да так, чтоб стекла повылетали!
– Ванечка! – сейчас же захныкала свиридовская мать. – Как же нам тяжело без тебя! Одиноко! Холодно!
– Не молчите, дурни! – взвыл отец Роман. – Глушите ее! Она же щупальца вам в мозги запускает!
Я посмотрел на Ваньку и понял, что он совсем раскис – ни черта не врубается, только слезы по мордасам размазывает. А тетка-то не молчит!
– Ну иди же ко мне, сыночек! Не бойся! Все с нами в порядке! И с тобой все будет хорошо!
Вижу – он уж к ней тянется. Да и самому-то мне тошно, чувствую – вот-вот разревусь. Ну я и заорал что есть силы:
– Господи! Иже еси на небеси! Да святится имя Твое! Да приидет Царствие Твое! Да будет Воля Твоя яко на небеси и на земли…
Ванька обернулся, смотрит на меня как на идиота. Но, главное, остановился, к упырям не приближается.
Томилин взъярился, пытается меня переорать.
– Отдай хоть одного! – кричит отцу Роману. – Он уже наш! Меченый! Все равно не убережешь! Уступи!
– Не сегодня, брат! – Батюшка поднял ружье и нажал на спуск в тот самый момент, когда все трое разом кинулись на нас. Их смяло ударной волной и сдуло куда-то в темноту, будто конфетные фантики ветром. Я и глазом моргнуть не успел, как мы остались втроем.
С минуту стояли в полной тишине. Потом Ванька повалился на землю и остался лежать. Я наклонился и потряс его за плечо.
– Ничего, с Божьей помощью оклемается, – сказал поп.
– Что это было?
– Так. Инцидент на границе.
– На границе чего?
Отец Роман не ответил. Он поднял выроненный Ванькой фонарь и протянул мне.
– Свети да не зевай. Этот светец вам жизнь спас. Только по нему и нашли…
– Кто нашел?
– Мы с Томилиным, – он вздохнул. – Быстро бегал майор… Разве угонишься? Не успел я…
Он щелкнул ружьем, отсоединил баллон и последние капли жидкости вытряхнул в лицо Свиридову. Ванька зашевелился.
– Подымай его, – сказал поп. – Нечего тут разлеживаться. Ночь не кончилась…
Вместе мы поставили Ваньку на ноги и повели, держа с двух сторон.
Отец Роман перезарядил ружье и часто оглядывался, наставляя ствол в темноту. Мне тоже все время казалось, что оттуда прямо в спину мне глядят строгие глаза майора Томилина.
– Придете сегодня в церкву, – сказал поп, будто мысли мои услыхал, – свечку поставьте за упокой. Выручил он вас, балбесов, себя не поберег.
– От чего выручил? – спросил я. – Что с ним случилось?
– Узнаешь в свое время, – буркнул отец Роман. – В части, касающейся…
