метров тридцать. К самому-то фюзеляжу полезли, конечно, «космонавты» – морпехи. Лихие ребята, ничего не скажешь. Подкатили свои хитрые трапы, вмиг облепили самолетик, как муравьи – банку сгущенки, и уже вскрывать приготовились. Но не пришлось. Люк отъехал в сторону без уговоров и консервного ножа – сам. Показался человек в пилотском кительке – машет руками, показывает, что пустые.
В общем, потарзанили наши «космонавты» по фюзеляжу, овладели самолетом и вывели троих. Двое по виду – пилоты, а третий – пожилой дядька, борода лопатой, патлы седые во все стороны торчат, тараторит что-то без умолку, жаль, далеко, слов не слышно. Он бы и руками махал, да держали его с двух сторон нормальные такие Сильвестр с Арнольдом, у них не размахаешься. Подъехал «Хаммер» штабной, пожилого повели туда сажать одного, без пилотов. А он все травит, наседает на майора-особиста, да так убедительно, что тот уж не знает, какому богу молиться, кого слушать – то ли начальство, которое в рации шипит, то ли этого патлатого. Подошли они ближе, и тут я наконец разобрал слова:
– Всех офицеров собрать немедленно! – вещал пожилой. – Каждый в отдельности уже не надежен. Только всех вместе, иначе я говорить не буду!
– Да вы только и делаете, что говорите! – не выдержал майор. – Чего тут еще говорить? Вооруженный захват и угон самолета! Влипли по полной, гражданин Тессель!
– Это не важно, – поморщился пожилой.
– Что не важно?! Вы угрожали пилотам оружием, заставили их вторгнуться в запретное воздушное пространство, вы хоть представляете, какой вам срок светит?
– Я должен был предотвратить большую беду, – с достоинством сказал пожилой. – Рядом с нами находится человек, представляющий крайнюю опасность! Его нужно немедленно изолировать, никого к нему не подпускать, провести проверку рефлексов. При малейшей активности – баптизалп на поражение.
– Откуда вы знаете про баптизалп? – быстро спросил майор.
– Не важно! – повторил патлатый. – Я все объясню потом. Поймите! Мы можем опоздать! Он здесь, в вашей части!
– И кто же это? – Особист подошел ближе к задержанному. – Можете назвать фамилию, звание?
Патлатый смерил его недоверчивым взглядом с головы до ног, пожевал губами и наконец решился.
– Могу, – сказал он. – Это должны знать все. Его зовут Свиридов Иван Григорьевич. Рядовой. Сегодня ночью он потерял родителей. Сгорели в своем доме…
Я, как услышал, чуть не сел тут же на полосу, на манер грузового «Ила». Но приземлиться мне не дали. Над полем, в той стороне, где кончалась полоса, поднялась вдруг сигнальная ракета, за ней еще несколько, цепочками, да не в одном месте, а сразу в трех. По всему аэродрому взвыли сирены.
– Ну, держись, славяне! – Лейтенант сплюнул, вглядываясь в горизонт. – Прорыв Периметра!
Сразу весь аэродром забегал, будто кипятком на поле плеснули. Морпехи запрыгнули в свой бронесундук и укатили вслед за «Хаммером», в который сели Тессель с майором. Пилотов самолета увезли на «КамАЗе». А мы стоим. Потому как задача пока не ясна.
Тут, смотрю, несется к нам от башни штабной «уазик-буханка», а из задней двери у него торчит-мотыляется пучок длинных прутьев каких-то, арматура, что ли?
Остановился, распахивает все двери – подходи, получай. Я думал, наконец-то ружбайки выдадут. Не тут-то было!
– Пика четвертого ряда, одна штука… – Прапор выдернул из пучка трехметровую жердину с острым серебристым наконечником. – Хватай, чего стоишь? – Потом сунул мне в руки короткий тесак в ножнах из тертой кожи, а потом еще смешнее – протягивает медное блюдо.
Я не удержался, спрашиваю:
– А сковородки нет?
Он глянул хмуро:
– Будет тебе сейчас сковородка. В три дня не оближешь. Следующий!
– Рота, стройсь! – командует лейтенант.
Ребята опытные – не мы, первогодки – сразу стиснулись в плотный строй. Хотел и я встать, но Баранов меня погнал.
– Куда ты лезешь в переднюю шеренгу?! Жить надоело? Стой в гуще! – Он поставил меня в затылок старшине. – Фалангой ходил?
– Ходил… на плацу.
– Значит, главное знаешь – делай, как все.
– Рой на три часа! – закричал кто-то.
Я поднял голову, но сначала ничего особенного не увидел. Только далеко впереди, у самого начала взлетной полосы, будто пыль столбом поднялась – прозрачный такой вихорек. Крутит юлой сметь всякую и несет прямо на нас. Пакеты полиэтиленовые, что ли?
Потом смотрю – а пакеты-то все с глазами! Носятся, круги нарезают, прозрачные белые лица!
– Пики подвысь! – скомандовал Баранов.
И сразу не фаланга стала, а массажная щетка. Передние выставили пики вперед, те, что за ними, подняли повыше, третья шеренга – еще выше, а меня уж вовсе заставили пикой в небо целить.
