– Двумя руками держи, а то вырвут, – не оборачиваясь, сказал старшина. – Щит сдвинь до локтя. Как увидишь, что прямо на тебя глядят – прикрывай голову!
– А что это за морды? – спросил я, вцепившись в тяжелое древко.
– Сам ты морда, – буркнул ефрейтор. – Там, может, бабка твоя…
– Какая еще бабка?! – не понял я.
– Клевцов! Отставить треп! – прикрикнул на него лейтенант. – Разлагаешь молодого!
– Виноват, – мне показалось, что старшина вздохнул.
Рой, однако, не торопился нападать. Лица мелькали уже совсем близко, летали вверх, вниз, влево, вправо, быстрыми зигзагами, не уследишь – ну как стрижи перед дождем!
– Темя береги! – завопил кто-то рядом.
Я вскинул голову и вдруг увидел прямо над собой огромные, внимательно рассматривающие меня глаза.
Захлестнуло ужасом.
Ничего, кроме этих глаз, я увидеть не успел, да там вряд ли и было еще что-нибудь, но я узнал их сразу. Это были глаза майора Томилина. Он смотрел на меня совсем так же, как сегодня ночью, в темном пустом городе – со спокойной уверенностью, что никуда мне не деться, и глаза у него были не свирепые, а усталые.
– Пригнись, дурак!
Тяжелая пятерня Клевцова легла мне на плечо и заставила согнуться в три погибели. Сейчас же над головой что-то клацнуло, будто гигантские акульи челюсти захлопнулись с костяным хрустом.
– И-и! Ко-оли! – пропел лейтенант, и вся рота, вытянувшись вслед за отхлынувшими тенями, подхватила крик на последнем слоге и мощно ударила пиками в небо.
Я тоже попытался попасть острием в одну из мелькающих над нами призрачных фигур, но удар у меня вышел совсем паршивый – больше похоже, что мальчонка голубей гоняет хворостиной. Мне снова что-то крикнули, но я не расслышал, потому что в это самое мгновение кто-то со страшной силой рванул пику у меня из рук.
Упругое древко хлестнуло пустоту перед самым моим лицом и улетело неизвестно куда.
– Пику прибери! – запоздало повторил Клевцов. – Эх, солобон! Все, садись на землю, укройся щитом и не отсвечивай!
Мгновение тишины, только шелест над головой, а потом снова крик лейтенанта, подхваченный хором:
– И-и! Ко-ли!
Я не удержался, выглянул из-под щита и успел заметить, как пика Клевцова дотянулась до призрачной фигуры, проносящейся над нами вместе с роем таких же полупрозрачных тел, и ударила ее в спину. Словно кто-то разрядил фотовспышку прямо мне в лицо! В глазах потемнело, и на месте бледного призрака я вдруг увидел человека. Обыкновенный парень в джинсах и клетчатой рубашке, ничего в нем страшного и странного – только что в воздухе висит. И никакой злобы на лице, наоборот – какая-то беспомощная растерянность. Будто только что от обморока очнулся и понять не может, где он и как сюда попал.
Однако долго разглядывать парня мне не пришлось. Позади него в воздухе вдруг кляксой расползлось черное пятно… нет, не пятно, а дыра, провал без дна, уходящий в абсолютную черноту. И сейчас же какая-то сила рывком, ломая, комкая, складывая пополам, втянула его внутрь этой черноты. Последнее, что я успел увидеть, – перекошенное от боли лицо, а рядом из дыры нелепо торчит нога в черном ботинке… И все исчезло.
– Что… Кто это? – прошептал я, как мне казалось, одними губами, но Клевцов услышал.
– Не видишь, что ли? – отозвался он. – Упырь. Серебром его обожгло, потому и проявился.
– Волна! – пронеслось по строю. – Осторожно, волна!
– Снарядов берегись! – бросил мне Клевцов.
«Видал бы ты тот снаряд», – вспомнились почему-то слова отца Романа.
Это и в самом деле было похоже на морскую волну. Призраки разом отхлынули, выстроились стеной напротив нашей фаланги и снова двинулись вперед. На гребне «волны» вскипела пена. Неожиданно подул сильный ветер. Ураганными порывами пену срывало с гребня и бросало в нас белыми округлыми комьями.
– Мечи вон! – скомандовал лейтенант Баранов. – Рубай спиногрызов!
Не успел я прикрыться щитом, как что-то вдруг влажно шлепнулось мне прямо в руки. Инстинктивно я хотел отбросить осклизлый ком прочь, но глянул на него и замер. У меня на руках копошился, умильно шевеля ручками и ножками, новорожденный младенец!
Пока я глядел, разинув рот, на мокрое бледное тельце, на беззубый рот, сосредоточенно пускающий пузыри, на бессмысленные эти глазенки, со всех сторон до меня доносились совсем не умильные звуки – хрип и хруст, яростные крики, свист и удары клинков.
– Чего встал? Руби! – толкнули меня в бок.
