– Не скули! Ты-то тут при чем?
– Как при чем?! Я за ним в фаланге стоял. Должен был спину прикрывать. Тварь-то в меня прилетела! А загрызла его.
Отец Роман помолчал.
– Клевцов… – вздохнул он, – ведь на дембель уже провожали… – и, повернувшись ко мне, добавил: – Не кисни. И себя не вини, ибо сказано: ничего нет опаснее депрессии. На этой войне опытные погибают чаще молодых.
– Почему?
– Потому что место это проклято! – Он еще прибавил газу, мрачно вглядываясь в побагровевший горизонт. – Человек здесь незаметно к смерти привыкает. Начинает задумываться… Такого легче перетащить на ту сторону. А молодой вроде тебя ничего не знает, от всего мертвого шарахается, ко всему живому тянется – пойди уговори его!
– На какую это, на ту сторону? – спросил я. – Кто уговаривает?
Поп поморщился:
– Вот потому вам, солобонам, и не объясняют все сразу. Меньше знаешь – дольше живешь.
– Почему тогда молодых не ставят в охранение?
Отец Роман только покосился в мою сторону.
– От тебя много толку было?
Мы выехали за территорию аэродрома и понеслись по дороге, ведущей в гарнизон. Мотор «ЗИЛа» надсадно выл.
– С водяными пушками продержались бы, – буркнул я, – это не мечом махать и не пикой тыкать…
– Воды не будет, – жестко произнес поп.
Озноб пробежал у меня по спине. Я вспомнил волну призраков, накатывающую на узкий строй ребят, и черный провал, комкающий людей, как бумагу.
– Вы их что, умирать оставили?!
Отец Роман упорно смотрел на дорогу.
– Не думай, что там самое горячее место…
И только он это сказал, как прямо перед нами из-за холма вдруг поднялась громадная крылатая тень и заслонила собой весь горизонт от края до края.
– С нами Крестная Сила! – яростно выкрикнул отец Роман, ударяя по тормозам.
Грузовик развернуло боком и понесло юзом, но все равно по дороге, вдоль осевой, навстречу чудищу, летящему над самой землей.
– Прыгай! – завопил поп, и в ту же секунду темный перепончатый силуэт плюнул огнем.
Я увидел быстро расползающийся вширь пламенный шар, понял, что он летит прямо в меня, изо всех сил толкнул плечом дверцу и выпрыгнул, сам не знаю куда…
Я очнулся в полной темноте. Мне было тепло, мягко, даже уютно. Так уютно, что сразу стало понятно – я дома. Надо будет Аленке рассказать, какой дурацкий сон сегодня приснился – будто меня забрали в армию и отправили служить черт знает куда – к чудищам каким-то! Что там у них к чему – непонятно, говорю же, сон дурацкий. Страшно, но почему-то неинтересно. Совсем неинтересно, когда наших убивают, а защищаться нечем – волшебной воды против чудищ нет. Почему, кстати, нет? Во сне никогда так не бывает. Обязательно есть средство – заклинание какое-нибудь, молитва… Надо вспомнить слова, повернуться на другой бок и досмотреть сон как следует. Только узнать, который час. Не пора ли вставать? Я протянул руку к выключателю – он у меня прямо над диваном… и тут же отдернул. Под пальцами оказался пучок жесткой травы, посыпалась сухая земля. От неожиданности я резко дернулся и тут же взвыл – адски болела шея, саднило расцарапанную спину, ушибленный локоть отказывался сгибаться. Вдобавок чья-то широкая и твердая, как лопата, ладонь зажала мне рот, и кто-то прошептал в ухо:
– Тихо! Она близко!
Я узнал голос отца Романа. Все-таки не сон! Черт! До чего обидно!
– Кто – она? – Я отпихнул его ладонь.
– Гарпия! Слышишь?
Он наконец дал мне повернуть голову и немного оглядеться. Темнота вокруг оказалась не полной, просто мы лежали на дне канавы, заросшей густым бурьяном. Сквозь лопухи и репейник над нами еще теплилось вечернее небо.
Где-то по соседству вдруг зашуршал гравий, послышался хруст, будто армейскую брезентовую палатку волоком тянули через сухостой. Мне сейчас же вспомнились перепончатые крылья налетевшей на нас твари.
– Тсс! – Отец Роман снова прижал меня к земле.
С минуту или две мы слышали только шорохи, то удаляющиеся, то совсем близкие.
– Кругами ходит, падаль! – прошептал с досадой поп. – Теперь не отвяжется…