ничего не было. Почему? И еще знаешь, мы с ним как-то в кафешке сидели – я только сейчас поняла, – он не расспрашивал меня ни о чем. Ни о чем серьезном, во всяком случае. Так, болтовня. Я пыталась узнать его получше, а он не задал ни одного личного вопроса. Я ему неинтересна? Я такая ужасная?
– Ты совсем не ужасная, Асли, не говори глупостей. Ты интересна многим другим.
– Но не ему.
– Может быть, тебе показалось насчет этих его ощущений?
Девушка сжала пальцы так, что хрустнули суставы, куснула губу. На миг показалось, сейчас мелкие рысьи клыки вопьются в кожу, заострятся, удлиняясь, ногти.
– Асли, – ласково произнес Олаф. – Ты должна понять. Люди разные. И Ян, он ведь мог не иметь в виду то же, что и ты, когда тебя целовал.
– Наверное. Не знаю… Нет, вру, знаю. Я знаю, Олаф. Я вижу по лицу, по реакциям, по запаху, по всему – он… нежно ко мне относится. Он хочет. Но почему-то взял и отстранился. И потом вдруг Эмма, Сельма.
– Возможно, нежность – это его предел.
– Или я его пугаю. Я элуморф – как ему с такой, как я, связываться?
– Асли, да что за… – начал было викинг.
Девушка глубоко вздохнула:
– Олаф, а я… у меня, кажется, все вышло серьезно. Нет, я понимаю, со стороны взглянуть – у нас ничего и не было, но… это не так. Не так! Для меня.
Она попыталась усмехнуться, но губы помимо воли искривились в горькую дугу.
– Асли, – Викинг сел возле девушки, обнял ее за плечи. – Эх, котенок ты мой. Как же тебя угораздило?
– Сама не знаю. Ведь глупости всё, правда? – шепнула девушка и расплакалась.
Олаф смущенно гладил ее по голове, на языке вертелись всякие недобрые слова в адрес ее напарника, но он промолчал.
Ян как раз собирался спуститься к стадиону, чтобы поучаствовать в очередном тотализаторе (у Маскуса были все шансы!), когда его поймал викинг. Не утруждаясь объяснением причин, Олаф просто оттащил Яна от лифта и завел к себе в кабинет.
– Слушай, – проговорил он. И в его голосе Яну почудились раскаты грома – Тор сердился. – Может, не стоит говорить на эту тему, но не до реверансов сейчас. Скажи, ты как относишься к Асли?
Ян удивленно воззрился на него.
– Как? Хорошо отношусь.
– Хорошо и… всё?
– Хорошо, – с расстановкой повторил Ян, нахмурившись.
Олаф покачал головой:
– Ян, ты не понимаешь. Асли – она особенная. Не такая, как Сельма или Эмма. Они отличные девчонки, но Асли другая. Она чувствует, очень сильно чувствует. И она наивная в чем-то, совершенно по-детски… не понимает всех этих игр. Не понимает, что можно вести себя ласково, почти любовно и не иметь в виду ничего. Просто эдакая милая внимательность. Поводок для женщин. А вдруг когда-нибудь пригодится, вот мы за поводочек и потянем. Так?
– Олаф, – Ян свел брови еще сильнее. – Я ни за что не причинил бы Асли зла.
– Ты уже причинил. – Гроза в голосе викинга уже ревела вовсю. – Ты хоть знаешь что-нибудь о ее жизни? Ты знаешь, что сюда она попала, сбежав от отца, который напивался и развлекался тем, что сажал любимую дочурку на цепь? Что ей приходится терпеть все эти биологические исследования, а она панически, просто панически боится иголок и проводов? Что она отсылает половину зарплаты своей тетке? Потому что матери она не знает. Ян… я тебе вот что скажу. Если она тебе безразлична, так и веди себя с ней безразлично. Спокойно, по-дружески, как коллега. Не надо этих мужских штучек. Асли – как мягкая глина, и я не хочу, чтобы ты… чтобы ее что-либо изуродовало, сожрало и выплюнуло. А если небезразлична – веди себя как мужчина, в конце концов. Ты-то ей небезразличен.
Ян метнул в него неожиданно резкий взгляд и после затянувшейся паузы спросил:
– Ты все сказал, что собирался?
– Да. А ты меня понял?
Он не ответил, отворил дверь и отправился к стадиону.
Но день разговоров еще не был окончен. После очередного забега, в котором Маскус вырвал-таки победу, Яна поманили к себе «бакенбарды».
– Останься, – велел Густав Сундин, похлопывая ладонью по скамейке трибун.
Все остальные разошлись, Ян присел рядом с начальником.
– Мальчик мой, – сказал после паузы Сундин. – У тебя вроде неплохо получается с Асли, да?
