Селфи на фоне дракона

Я поздравляю народ империи со столь радостным и знаменательным событием – окончанием ремонта канализации. Желаю удачи, счастья, радости, терпения и всего самого наилучшего! Император.

Что-то не очень радостно получается, может быть, попробуем скорбно?

Я приношу глубокие соболезнования в связи с ремонтом канализации. Это страшная потеря для жителей империи. Я скорблю, бросая последнюю горсть земли на канализацию империи. Крепитесь!

У меня начал дергаться глаз. Оставалась лишь надежда на то, что следующая заготовка окажется более удачной.

? числа в? часа в столице состоялось грандиозное, эпохальное по своим масштабам событие, заставившее сердца людей трепетать от восторга. Всеобщее ликование охватило жителей империи и длилось оно целый день. Этим событием мы обязаны императору, который собственноручно внес свой вклад в ремонт канализации. Ему и предоставили первое слово. Столько радостных эмоций, столько восторга, столько счастья принес ремонт канализации. В глазах каждого жителя империи читалось только одно: «Чтобы ремонт канализации никогда не заканчивался!»

Это конец моей журналистской карьеры! Оставалась еще одна заготовка, куда я вписала ключевые слова, понимая, что такое ну точно не опубликуют!

Это позор! Ремонт канализации – это худшее, что может произойти в империи! Все жители были крайне недовольны ремонтом канализации, выражая свой протест криками возмущения. Страшное недовольство охватило все слои населения! Долой ремонт канализации! Долой императора! Мы не собираемся поддерживать ремонт канализации и императора!

Я грустно перечитала все четыре «статьи», прикидывая, на какие статьи местного Уголовного кодекса тянет каждая. Самой безобидной мне показалась статья-поздравление. Самой худшей была последняя. Если первая статья тянет на маленький нагоняй, то последняя – на трехтомник уголовного дела.

– Может быть, я все-таки схожу и посмотрю, что там за ремонт был, кто ремонтировал, когда закончилось… – с надеждой спросила я, понимая, что с журналистикой я немного погорячилась.

– Ты что, собираешься выйти на улицу? – в ужасе закричал Тварь Дрожащая. – Это же самоубийство!

– Если кто-то узнает, что ты журналист, то тебя сразу убьют на месте… – прошипела Змея Подколодная.

Ладно, не буду рисковать… Придется из четырех зол выбрать меньшее. Я взяла и сложила бумажки, как колоду карт, перетасовала и вытащила наугад. Попалась, как ни странно, поздравительная открытка.

– А как подписывать статью? – поинтересовалась я. – Мне тоже нужно придумать себе какой-нибудь псевдоним? А как вы придумали свои?

– Мы не придумывали… – мрачно ответила Змея. – Нас так нарекают благодарные читатели. Публикуешь статью, выходишь на улицу, и первое, что услышишь, и станет твоим творческим псевдонимом.

– А последнее, что ты услышишь, станет твоей эпитафией! – поддакнул Тварь Дрожащая.

Что-то мне перехотелось быть журналистом.

– Я, наверное, пойду… У меня важные дела дома… Я утюг на плите оставила… – взволнованно пролепетала я, осторожно пытаясь улизнуть.

– Еще одна не выдержала! Быть журналистом не каждому дано! – глубокомысленно заявил Шныра, задумчиво глядя в окно.

– Не умеешь – не берись! Журналистика – удел избранных, – заметила Змея Подколодная, приступая к ногтям на ногах.

– В нашей нелегкой профессии главное – стойкость, напористость и мотивация! – отчеканил Тварь Дрожащая.

О! Я уже мотивирована! Так мотивирована, что на всю жизнь хватит. Спешно пройдя мимо тщедушного охранника, который открыл мне дверь, я вышла навстречу свободе. И в этот момент я не имела в виду свободу слова.

Я брела по улице, оттирая чернильные пятна с правой ладони. Да, столь быстрого увольнения по собственному желанию в моей практике еще не было. Недалеко стояли две палатки по сбору подписей. Первая палатка собирала подписи против восстановления гномьего цирка, который сгорел дотла. Вторая палатка собирала подписи за восстановление гномьего цирка. Я внимательно следила, как народ, расписавшись в одной палатке, идет и расписывается в другой. Меня тоже позвали расписаться. Я подошла к палатке «против» и взяла в руки лист. Росписей было мало, в основном стояли крестики, которых я могу нарисовать еще полсотни. Вот она какая, активная гражданская позиция.

Какая-то улыбчивая бабушка подошла ко мне и писклявым голосом спросила: «Вы верите в Ктулху?»

– Нет, не верю… – мрачно ответила я.

– А он есть! – пропищала старушка, пытаясь всучить мне какую-то брошюрку.

Открыв ее на первой странице, я прочитала: «Вы потеряли смысл жизни? Вы не уверены в завтрашнем дне? У вас опустились руки? Приходите в храм Ктулху! Жертвоприношения каждые четверг и пятницу!» На обложке был изображен улыбающийся осьминог с кровавыми щупальцами.

Поблагодарив бабушку, пообещав прийти в следующий четверг, чтобы приобщиться к прекрасному, я двинулась дальше. На горизонте замаячил берег моря. Среди причалов на волнах качались какие-то небольшие суденышки, а на горизонте стояли огромные корабли.

Я присела на пирс и окунула ногу в воду. Холодные пальцы коснулись моей ноги, и тут же появилась голова Сафиры.

– Приветичек! – безобразно улыбнулась русалка. – Как продвигается покорение империи?