вечные, только не собирай моей крови, не губи народ закрайский.
Игор замолчал.
– Выходит, мы с тобой, Игор, брат и сестра. Я Бяла, а ты закраец, из крови Огняна созданный. Давай я волосы тебе, Игор, приберу, по-сестрински. Ведь мешают, верно, – предложила бесстрашная Ханна.
Влад приготовился остановить Игора, когда тот бросится на не к месту заботливую бабу, но Игор только покачал головой, тряхнул платиновой завесой волос, скрывавших его лицо.
– Если у тебя шрамы какие или ты лица своего стыдишься, то я не испугаюсь, правда, а шрамы некоторые я и лечить умею, – пристала лекарка. Вот ведь неотвязная.
– Да что ж ты за баба такая! – прорычал Игор. – Нет у меня шрамов. Нечего тебе врачевать.
– А нет, так покажи. Не станешь же ты новой сестрицы стыдиться. Только-то я обрадовалась, что есть у меня теперь брат из Закрайских степей, – уколола великана лекарка.
– Не надо тебе таких братьев. Вот каковы братья в Закрае.
Он убрал двумя ладонями волосы с лица. Ханна ахнула, отшатнулась.
– Красота-то какая! – выдохнула она изумленно. – Нешто такие лица бывают…
Владислав почувствовал что-то вроде ревности. Игор и правда был хорош на свой, дикарский манер. Зеленые глаза, скулы высокие. Такая красота больше девке к лицу, чем воину. По этой красоте отыскали бы его тотчас и на краю обетованной земли, не то что в Срединных княжествах. Отыскали бы братья и убили. Вот и памятка о последней их встрече – тонкий шрам под подбородком, чуть выходящий на щеку снизу.
– А ты говоришь, шрамов нет.
– Не шрам это. Любовь братская. Закрайская. Умеют у меня в родной стороне любить, как доходит дело до того, кто после отца на престол закрайский сядет.
Лекарка прикоснулась к белому мыску на щеке закрайца. Игор отчего-то не двигался, хотя глядел настороженно и зло. Влад отвернулся, сделал вид, что не интересен ему разговор лекарки с его товарищем.
– У нас крестоцвета самого сильного довольно. Давай я шрам уберу? Сможешь волосы забрать. За такого дивного красавца любая девчонка пойдет.
– Та не пойдет, у которой на сердце кто-то другой есть, – ответил Игор, отпустил волосы и снова обратился к записям.
Ханна поняла, что слишком далеко забралась со своей навязчивой заботой, и тоже сунула курносый маленький носик в пергаменты.
Владислав задумался. Значит, есть кто-то на сердце у Игора. Надо бы потянуть из мыслей его, разузнать. Отправлял его как друга, как охранника, как пса цепного, а не думал, что по ком-то томится душа великана. А Ханна только пришла – уж выведала. Вот она, Бяла, будь неладна.
Одновременно хотелось Владу и прогнать ее, и сесть поближе.
– А скажи-ка мне, словница, – князь сложил в последнее слово едкую насмешку. Ханна поджала губы, – как это ты умеешь в других людей оборачиваться?
– Никак, – буркнула, потупилась.
– Однако ж ведь ты с нами до Черны ехала под личиной возчика Славко.
И Ханна, и Игор вздрогнули. Великан приготовился броситься и задушить ведьму в одно мгновение, но Владислав кивком приказал ему успокоиться. Конрад отложил черпак и потянулся за сумкой с книгой.
Ханна кивнула.
– Рассказывай.
– Не могу я личину менять, а вот в тело чужое перейти могу. Ненадолго. Пока человек спит, а душа его по садам Землицыным блуждает, я ее место занять могу, а свое тело оставить.
– Кто тебя такому научил, Ханна? Может, и я бы хотел этак… гулять.
Девушка задышала резко и тяжело. Знать вспомнила дурное. Сжала челюсти – едва не заплакала.
– Умирала я. Вышла из тела, да пес меня воротил. С тех пор и могу. Князь Владислав, ведь собака моя опять ушла, – и заревела.
Владислав едва не рассмеялся над ее горем. Он-то думал, боится его девка, скрывает что, а она по собаке плачется.
– Гончак тот, здоровый? Худой, в шрамах?
Ханна всхлипнула.
– В тереме твоя собака. При княгине Агате да новых сказителях, которых вчера к Эльжбете для увеселения привели. Хитер твой пес, как ты сама. Вовек не разберешь, кому служит.
– Тому, кому нужней, – огрызнулась лекарка, вытирая слезы. Но видно было, обрадовалась. – Ищешь ты средство от радуги, вот и сижу тут, в твоем подземелье, сказки сказываю, склянки перебираю, а потом тычки от княгини-матушки, лебеди нашей белой получаю, что потаскуха я и подстилка княжеская.
