Рассказывала Варенька историю, чуть ли не на ходу придумывала. И в этой повести все так правильно было, так здорово, как не может быть в реальной жизни. Но упрекать куколку не хотелось — слишком трепетно звучали ее слова, слишком искренне.
Прекрасный царевич одолел свирепого колдуна и спас от неминуемой смерти Красу Ненаглядную. Добро в очередной раз победило зло.
Вот только в моей истории непонятно кто есть кто. Ну не может Кощей Бессмертный быть положительным героем! Ведь в итоге всегда появляется лихой богатырь, который находит плохо спрятанное яйцо, ломает иглу и… все. Конец сказке.
Я вздохнула. А в этот раз лихим богатырем выпало быть мне. Вот найду смерть Кощееву, и сразу наступит яркий финал, где проклятущее добро опять победит. Вот только хочу ли я стать таким добром?
Песнь Вареньки словно отвечала моим мыслям, воздушное настроение медленно исчезало, освобождая дорогу туманной, непонятной тревоге.
— Хватит, перестань! — довольно резко оборвала я куклу.
— Что случилось? Не по нраву?
— Почему-то от твоих слов только грустнее становится.
— А это потому, хозяюшка, что ты не про прекрасного царевича думала, а Кощея своего вспоминала.
— Так заметно? — Я невольно улыбнулась. — Или опять волшебным даром пользуешься, всезнайка?
— Да тут никакого умения не надобно, — пожала плечами Варвара. — Ты когда о женихе мыслишь, словно светишься изнутри.
— Глупости!
— А вот сейчас самой себе врешь.
Я отвернулась. Невыносимая игрушка! Ерунду говорит! И вовсе я о нем не думаю. Если только немного… И то в надежде, что вызволит из сырой темницы.
— Зря ты на Кощея обиду держишь, хозяюшка. Он же тебе душу открыл, потаенное поведал.
— Когда это?
— Там, на полянке. Неспроста же рассказал все без утайки, на понимание надеялся. А ты… — Куколка вздохнула.
А я взяла и ушла. Все правильно. Вот только радости от самоутверждения почему-то не испытываю. Эх, ладно, прошлого не изменить. В будущем постараюсь быть умнее, да и вообще, пора прекращать грустить. Скоро появится Кощей. Появится, никуда не денется. Побудет без меня чуть-чуть, глядишь, больше ценить станет. А уж когда увидимся, попрошу прощения, с меня не убудет.
Вот с такими мыслями я и уснула, а утром…
— Эй, новенькая! Вставай!
Грязный мысок незнакомого сапога ткнулся в живот.
— Слышь? Вставай, говорю! Царь к себе требует.
— Обойдется, — сквозь сон пробормотала я.
— Чего? А ну, быстро встала!
Сапог угрожающе скрипнул.
— Дай поспать…
— Девка! — заорал стражник, не в силах поверить, что кто-то из пленников смеет оказывать неповиновение. — К царю! Немедленно!
Я открыла глаза и сразу же наткнулась взглядом на черное голенище сапога. Скользнула взором повыше, увидела короткий нож, висевший на поясе, и, чуть повернув голову, пристально посмотрела в лицо незнакомца.
— Ты кто?
Стражник замер. Наверное, при нем пленные девки еще ни разу не позволяли себе такой вольности.
— Царь к себе вызывает, — растерянно повторил он.
