унеслась куда-то далеко-далеко и едва различала за своей спиной оханье и аханье Би, ее мурлыканье и сюсюканье с красками, в которые я окунала кисть: «О да, твоя очередь, охрочка! А будет ли шанс у нашей малютки василька?».
Из творческого забытья меня вырвало жужжанье в переднем кармане джинсов. Мобильный развеял волшебство.
– Ох уж эти треклятые технологии, – проворчала Би. – Почему мы больше не используем почтовых голубей? Прекрасных пернатых, переносящих чудесные послания. Мне бы пригодились тут голубиные перья. Или павлиньи. О да, павлиньи! Только ведь павлинов никогда не использовали как средство связи, так что не думаю…
– Ты где? – закричала мама на другом конце трубки, когда я ответила на звонок. – Я чуть не чокнулась! Ни тебя, ни доктора Хилера. Боже мой, Валери, почему ты не можешь сделать как я прошу? Ты хоть представляешь, о чем я успела подумать?
– Сейчас буду, – пробубнила я в трубку, встала со стула и спрятала мобильный в карман. – Простите, – сказала я Би. – Мама…
Махнув одной рукой, она другой взяла веник и пошла сметать опилки, устилающие пол под столярным столом у дальней стены.
– Никогда не извиняйся за свою маму. Сочувствуй ей, но не извиняйся за нее. – ответила она. – Мамы любят пурпурный цвет. Я-то знаю! Моя мама его обожала.
Я поспешила обратно по проходу между рядами стеллажей, ощущая себя ребенком, бегущим во тьме через таинственный лес. И уже почти достигла двери, когда меня догнал голос Би:
– Смею надеяться, что увижу тебя в следующие выходные, Валери.
Я с улыбкой вышла на улицу. И только юркнув в мамину машину, запыхавшаяся и потная от возбуждения и быстрой ходьбы, вспомнила, что не называла Би своего имени.
На обед была какая-то одеревеневшая мексиканская пицца. Вполне подходящая для понедельника, на мой взгляд. По понедельникам я частенько ощущала себя деревянной, как эта пицца, – насильно выдернутой из маленького и безопасного мирка спальни в эпицентр школьной жизни «Гарвина».
Если не считать субботнего утра, выходные прошли спокойно и без происшествий. Мама с папой по какой-то причине не разговаривали друг с другом, а Фрэнки отправился с дружком в церковный приют. Нет, наша семья не страдала религиозностью – о чем то и дело упоминали средства массовой информации, – просто парочка девушек ходила в ту же церковь, что и его друг, и Фрэнки был решительно настроен с одной из них уединиться. Честно говоря, если бы Фрэнки выпала возможность полапать девчонку – будь то в церкви или где еще, – он бы сделал это не задумываясь. И хотя мне это казалось неправильным, брату, стремившемуся залезть в церковном приюте девчонке в трусы, не пришлось терпеть дома холодную войну между мамой и папой.
Я же могла спокойно вытерпеть ее, засев в своей комнате. Все равно родители не ждали от меня ничего другого. Они давно уже не просили меня спускаться к ужину. Возможно, они и сами не ужинали. Я просто тихонько пробиралась на кухню, когда все расходились по своим делам, находила что- нибудь съестное в холодильнике и бежала наверх, точно енот, стремительно удирающий от мусорки с добычей.
В субботу вечером, услышав хлопок входной двери, я спустилась на кухню и застала за столом папу. Он сидел, удрученно склонившись над тарелкой с хлопьями.
– Ой. Я думала, вы оба ушли.
– Твоя мама ушла в группу поддержки, – ответил он, уставившись в тарелку. – В этом гребаном доме нечего поесть. Если только ты не любишь хлопья.
Я заглянула в холодильник. Действительно, не считая пакета молока, кетчупа, мисочки с остатками зеленой фасоли и полудюжины яиц, есть было нечего.
– Сойдут и хлопья, – сказала я, доставая коробку с холодильника.
– Они затхлые.
Я уставилась на него. На его небритом лице выделялись покрасневшие веки. Загрубевшие руки подрагивали. Я так давно не разглядывала папу, что не замечала, как сильно он сдал за последнее время. Он выглядел постаревшим. Измученным.
– Сойдут и хлопья, – повторила я намного тише и достала из буфета тарелку. Высыпала в нее хлопья и залила их молоком.
Папа молча ел. Я уже вышла из кухни, когда он сказал:
– В этом гребаном доме все затхлое.
Я остановилась, поставив ногу на нижнюю ступеньку лестницы.
– Вы с мамой снова поссорились?
– Да толку в этом? – отозвался он.
– Хочешь, я пиццу закажу? На ужин?
– Да толку в этом? – повторил он.
И правда. Я тихонько поднялась в свою комнату и, слушая радио, поела хлопьев. Те на самом деле оказались затхлыми.
