Я шлепнула одеревеневшую пиццу на поднос и стала накладывать на тарелку рядом с ним какой-то склизкий фруктовый салат.
– Ты же не собираешься обедать в коридоре? – раздался за спиной голос мистера Энгерсона.
– Собираюсь, – ответила я, не оборачиваясь. – Мне нравится коридор.
– Я надеялся услышать не это. Мне пора готовить тебе учителя на субботу?
Собрав в кулак всю оставшуюся решительность, я повернулась и посмотрела на него в упор. Энгерсон даже не попытался меня понять.
– Выходит, что так.
Стоявшая впереди меня Стейси подхватила поднос и торопливо пошла к своему столику. Краем глаза я видела, как она говорит что-то Дьюсу, Мейсону и всей их компании. Они все повернули головы в мою сторону. Дьюс смеялся.
– Я не допущу, чтобы ты инициировала очередную трагедию, молодая леди, – сказал мне мистер Энгерсон. У него покраснели шея и подбородок.
Вот тебе и медаль с благодарственным письмом, геройством и прочей чушью.
– В школе установлены новые правила. Запрещено любое обособление. За каждым, кто держится в стороне от коллектива, пристально наблюдают. Мне неприятно это говорить, но в крайних случаях возможно исключение из школы. Ясно?
Очередь обтекала нас с директором, и все школьники пялились, проходя мимо. Некоторые с усмешками на лицах перешептывались обо мне с друзьями.
– Я никогда ничего не инициировала, – ответила я. – И сейчас тоже не делаю ничего плохого.
Мистер Энгерсон поджал губы и одарил меня гневным взглядом. Краснота поднялась с его подбородка на щеки.
– Будь добра, хорошенько подумай как поступать, – процедил он. – В качестве личного одолжения выжившим.
Директор бросил слово «выжившим» точно бомбу. Меня затрясло. Казалось, он произнес это слово так громко, что его услышали все вокруг. Он отвернулся и пошел прочь, а я смогла взять себя в руки лишь через минуту.
Трясущимися руками я положила на тарелку еще пару ложек фруктового салата, хотя аппетит пропал напрочь, расплатилась за еду и направилась в основную часть столовой. Я ощущала на себе взгляды обедающих, замерших, словно кучка кроликов, ослепленных светом, неожиданно включенным на заднем крыльце, но смотрела вперед, только вперед.
Я вышла в коридор. Из кафетерия донесся голос мистера Энгерсона, объясняющего парням, где картофелю фри положено находиться, а где – нет. Я внутренне приготовилась к очередной отповеди. Раздались шаги, и из-за угла вышел директор.
– Уверена, что хочешь это сделать? – спросил он, наблюдая за тем, как я усаживаюсь на пол, осторожно придерживая на коленях поднос.
Я открыла рот, чтобы ответить, но отвлеклась на выскочившую из столовой Джессику Кэмпбелл. С подносом наперевес она обогнула мистера Энгерсона, опустилась на пол рядом со мной и скинула с плеч рюкзак. Ее поднос брякнул на линолеум.
– Здравствуйте, мистер Энгерсон, – радостно сказала она. – Прости, что опоздала, Валери.
– Джессика, – с нажимом произнес директор. – Что ты делаешь?
Она встряхнула и открыла пакетик молока.
– Обедаю с Валери. Нам нужно обсудить дела ученического совета. Тут нас никто не побеспокоит. Плюс в столовой слишком шумно. Я даже своих собственных мыслей не слышу.
Судя по выражению лица мистера Энгерсона, ему очень хотелось ударить куда-нибудь кулаком. Он с минуту поторчал рядом с нами, а потом сделал вид, что в столовой что-то случилось, и поспешил туда «все уладить».
Джессика хихикнула после его ухода.
– Ты чего делаешь? – спросила я.
– Обедаю. – Она откусила кусочек пиццы и скривилась. – Боже, да она деревянная.
Улыбнувшись против воли, я попробовала свою пиццу. Мы молча ели, сидя бок о бок.
– Спасибо, – поблагодарила я Джессику с набитым ртом. – Он ищет причину меня исключить.
– Энгерсон та еще задница, – отмахнулась Джессика и засмеялась, когда я открыла блокнот и нарисовала голую задницу в костюме и с галстуком.
